Робко вошли Хаим и Ойя в просторную комнату, разделенную перегородкой из плетенной в сетку проволоки. Тотчас же к ним подошли два полицейских и, не сказав ни слова, грубо учинили поверхностный обыск, поставив обоих поодаль друг от друга спиной к стене.
— К стене не прикасаться! И не переговариваться! — предупредил на иврите сорванным от крика голосом один из полицейских.
Обескураженные неожиданно суровым приемом, Хаим и Ойя стояли мертвенно-бледные, с трепетом думая о том, что их ожидает.
За перегородкой появился высокий человек в идеально отутюженном мундире. Прямой, как палка, он неторопливыми, размеренными шагами подошел к столу, стоявшему возле квадратного оконца, прорезанного в перегородке, и медленно опустился на стул. Его вытянутое лицо, с маленькими, глубоко посаженными холодными глазами и с прилизанными на продолговатом черепе жидкими прядями седеющих волос, выражало полное равнодушие ко всему окружающему. Это был чиновник Верховного комиссариата Соединенного Королевства, осуществлявшего в Палестине функции мандатного администратора в смешанном англо-арабо-еврейском правлении. Ни на кого не глядя и неизвестно к кому обращаясь, невыразительным голосом он что-то спросил по-английски.
Стоявший рядом с Ойей полицейский ткнул ее кулаком в бок.
— Тебя спрашивают! По-английски говоришь? — перевел на иврит полицейский. — Отвечай!
Но за Ойю ответил Хаим. Он объяснил, что эта женщина — его жена и что она глухонемая. Впервые он выдавил из себя это слово и сокрушенно добавил: — Совершенно, от рождения…
— Это обстоятельство, — процедил англичанин, поняв, что сказал Хаим, — меня меньше всего интересует. Чтобы поселиться на территории, находящейся под юрисдикцией Британской империи, необходимо иметь документ, дающий на это право… — монотонно отчеканил он заученную фразу. — Кто не обладает таким документом, тот подлежит высылке туда, откуда прибыл. Кроме того, поселение на данной территории без соответствующего разрешения по законам империи его величества, распространяющимся и на подмандатную территорию Палестины, карается тюремным заключением!
Хаим побледнел, волнуясь, стал сбивчиво объяснять англичанину, что жена прибыла вместе с ним на небезызвестном «трансатлантике» и что во время суматохи на том судне она потеряла все документы…
Англичанин окинул недобрым взглядом своих посетителей, и на его зеленоватом лице мелькнула презрительная ухмылка. Без слов Хаиму стало понятно, что легенды подобного рода не новость для англичан.
— Холуц? — спросил чиновник, испытующе глядя на Хаима.
— Да! — радостно подтвердил Хаим, но, уловив на лице англичанина презрительную улыбку, почувствовал, что признание его возымело отрицательный эффект. И он поспешил добавить: — Но я долго болел… От холуцев отстал. Тиф у меня был… Если бы не моя жена, я давно бы сгнил на Кипре… Это точно! Я вам клянусь! Вот единственное, что у нас сохранилось, — робко сказал Хаим, просунув в квадратное отверстие перегородки шифс-карту и сертификат. — Посмотрите, пожалуйста!
Холодным взглядом чиновник пробежал первые несколько строк, затем небрежно швырнул бумагу обратно Хаиму.
— Слушай, парень! — насмешливо произнес англичанин. — Не надейся, что я глупее тебя, если не хочешь, чтобы твою немую или глухую сегодня же отправили с первым пароходом на Кипр… Я сказал тебе: нужен документ на ее имя, а не на твое! Ты-то, надеюсь, не глухой? Удивительно, как это ты еще не догадался прикинуться глухим или немым?
Трясущимися руками Хаим снова просунул в оконце шифс-карту, указывая при этом на то место, где стояла большая овальная печать.
— Вот тут, пожалуйста, посмотрите, сэр! — умоляюще проговорил он. — Вот тут, где стоит печать с короной… Это в вашем консульстве на Кипре поставили… Можете проверить! Видите, сэр, здесь?!
То, что рыжеватый парень с обсыпанным веснушками лицом мучительно пытался что-то доказать и чуть не плакал, англичанина не трогало. Он не был сентиментален, К тому же он был свидетелем и истерик, и припадков эпилепсии, и обмороков, и в конце концов это чаще всего оказывалось симуляцией ради достижения определенной цели. Ему все это надоело. И особенно холуцы, эти фанатики-националисты. Англичанин был убежден, что они опасны для британской короны, и потому слушал Хаима рассеянно. Он достал из кармашка часы, открыл крышку: до конца службы оставалось полчаса. Холодно взглянув на Хаима, он скользнул глазами по шифс-карте, которую Хаим все еще просовывал в окошко, и вдруг резко потянул к себе документ, наморщив лоб, стал в нем что-то разглядывать, потом потребовал сертификат и, не сказав ни слова, с озабоченным видом вышел.