И молодой Адольф Эйхман оказался «своим человеком», который был внедрен в такого рода группку.
Много позднее, когда некоторые связи Адольфа Эйхмана, выходившие за рамки коммерческих сделок нефтяной компании «Вакуум ойл», бросили на него тень, немецкому консулу в Линце господину Дирк фон Лангену не без помощи того же Бенедикта Швагера пришлось за него заступиться. И, конечно, главную роль в оправдании Эйхмана сыграло утверждение консула, что он, Эйхман, является примерным участником подпольного национал-социалистского движения! Только для всех осталось в тайне, что тот же Адольф Эйхман по настоянию тех же доверенных лиц из окружения главы «еврейской общины» города Линца был одновременно и членом антимарксистской австро-германской организации.
И вот первого апреля тысяча девятьсот тридцать второго года Эйхман, будто бы по собственному желанию, а в действительности по указанию своих протеже из «Вакуум ойл компани», вступил в национал-социалистскую партию и в «Schutzstaffel»[72], секретно информируя своих подлинных хозяев о положении дел в «СС-штандарте 89»[73], к которому он был причислен, о личном составе и настроениях эсэсовцев, об их вооружении и намечаемых ими акциях. И прежние хозяева высоко оценили эту заслугу…
Рассказывая все это, представитель «Шэрут ле Исраэль», конечно, умолчал о том, что Бенедикт Швагер, организовавший эту акцию, также был щедро вознагражден своими американскими коллегами из «Вакуум ойл компани»… Эта сторона связей главы «еврейской общины» города Линца должна была остаться «за занавесом»…
— Подобная ваша деятельность продолжалась, по существу, вплоть до первого августа тридцать третьего года, — проговорил хагановец, — а затем последовал приказ от гаулейтера Верхней Австрии партайгеноссе[74] Боллека отбыть в военно-подготовительный лагерь Лешфельд… Не так ли? Теперь слово за вами, герр Эйхман… Вы, вероятно, понимаете, что от этого слова зависит ваша дальнейшая карьера, и, пожалуй, не только карьера!
Набившие руки на политическом шантаже люди из специальной оперативной службы Хаганы расчетливо выкладывали обличающие немца сведения. Их было более чем достаточно…
В маленьком еврейском поселке маленький фюрер СС начинал понимать, что все эти «маленькие» биографические детали могут сыграть весьма большую роль в его карьере, если сведения о них дойдут до соответствующих органов рейха… Песенка его тогда будет спета… Не выручат и высокопарные слова о том, что он обладает «große Fachkenntnisse auf seine — Sachgebiet»[75], вписанные всего лишь два года назад в его личную картотеку, хранящуюся в несгораемом шкафу берлинского Хауптштамта СД[76].
Вдали от фатерланда, среди людей, над которыми там безраздельно властвовал, здесь эсэсовец Эйхман неожиданно ощутил дикий страх, понял, что он в западне.
Наступившая пауза была мучительна. Адольф Эйхман искал выход из отчаянного положения.
— Это так, господа… — вымолвил он наконец. — Все верно. Однако прежнего Адольфа Эйхмана нет. И это тоже верно… Перед вами — Эйхман-идеалист! А вы, как я понимаю, тоже идеалисты. И, поверьте, мне это весьма приятно. У нас много общего. Это не ради констатации, а отрадный факт! Будь я евреем, вне всякого сомнения был бы самым ярым сионистом…
Ответ заслуживал внимания, потому что у эсэсовца Эйхмана уже были кое-какие заслуги перед сионизмом; пленил ночных собеседников и смиренный тон, каким это признание было высказано. Уловив возникшее к себе доверие, Эйхман ловко пустил в ход испытанные козыри: щегольнул несколькими словами на идиш, затем произнес две-три фразы на иврите, которые запомнились ему, когда он частенько бывал среди евреев, работавших в «Вакуум ойл компани». К подобному маневру Эйхман прибегал не впервые. Как-то года четыре назад для проверки боеготовности австрийских эсэсовцев «черного легиона» в Австрию тайно прибыл рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, и Адольф Эйхман, присягавший ему в верности, приятно удивил шефа, продемонстрировав перед ним «обширные» знания языка того самого народа, который нацизм объявил врагом «номер один».
С тех пор Адольф Эйхман круто пошел в гору. Но, очутившись в Палестине, где, к своему великому несчастью, он встретил людей, досконально знавших о нем чуть ли не все; что он старался скрыть. Эйхман ощутил реальную возможность скатиться с этой «горы» в глубокую пропасть. Чтобы выиграть время для обдумывания очередного хода, он счел целесообразным намекнуть, что если вдруг с ним или его напарником случится несчастье за пределами третьего рейха, то это непременно повлечет за собой серьезные акции против евреев-заложников. Разве подобное обстоятельство не беспокоит их единоверцев?