Всего через несколько месяцев после того, как возглавляемая США военная коалиция начала бомбить Багдад, демократы начали выступать против войны в Ираке. По мере роста числа жертв и хаоса пресса начала задавать вопросы, которые следовало задавать с самого начала. Низовой активизм поднял малоизвестного губернатора Вермонта Говарда Дина на борьбу с кандидатами в президенты 2004 года, такими как Джон Керри, которые голосовали в поддержку войны. Короткая речь, которую я произнес на антивоенном митинге, вдруг показалась провидческой и начала распространяться в Интернете. Моим молодым сотрудникам пришлось объяснять мне, какое отношение имеют "блоги" и "MySpace" к тому потоку новых добровольцев и пожертвований, которые мы вдруг стали получать.
Будучи кандидатом, я развлекался. В Чикаго я проводил субботы, погружаясь в этнические кварталы — мексиканские, итальянские, индийские, польские, греческие — ел и танцевал, участвовал в парадах, целовал младенцев и обнимал бабушек. По воскресеньям я посещал черные церкви, некоторые из которых были скромными магазинчиками, зажатыми между маникюрными салонами и фастфудами, а другие — огромными мегацерквями с парковками размером с футбольное поле. Я путешествовал по пригородам, от лиственного, усеянного особняками Северного побережья до городов к югу и западу от города, где нищета и заброшенные здания делали некоторые из них неотличимыми от самых неблагополучных районов Чикаго. Каждые пару недель я отправлялся на окраину штата — иногда сам, но чаще с Иеремией Поуделом или Анитой Декер, двумя талантливыми сотрудниками, которые руководили моей работой там.
Общаясь с избирателями в первые дни кампании, я, как правило, затрагивал вопросы, по которым баллотировался — прекращение налоговых льгот для компаний, которые перемещают рабочие места за границу, или продвижение возобновляемых источников энергии, или облегчение доступа детей к колледжу. Я объяснил, почему я выступал против войны в Ираке, признавая выдающуюся службу наших солдат, но задаваясь вопросом, зачем мы начали новую войну, если мы не закончили войну в Афганистане, в то время как Усама бин Ладен все еще был на свободе.
Однако со временем я стал больше внимания уделять тому, чтобы слушать. И чем больше я слушал, тем больше люди открывались. Они рассказывали мне о том, каково это — быть уволенным после целой жизни работы, или каково это — когда на твой дом обращают взыскание, или когда приходится продавать семейную ферму. Они рассказывали мне о том, что не могут позволить себе медицинскую страховку, и о том, как иногда они ломали таблетки, которые им выписывали врачи, пополам, надеясь, что так лекарство будет действовать дольше. Они рассказывали о молодых людях, которые уезжают, потому что в их городе нет хорошей работы, а другие вынуждены бросать колледж, едва закончив его, потому что не могут оплатить обучение.
Моя речь стала не столько изложением позиций, сколько летописью этих разрозненных голосов, хором американцев со всех уголков штата.
"Дело вот в чем", — сказал бы я. "Большинство людей, откуда бы они ни были родом, как бы они ни выглядели, ищут одно и то же. Они не пытаются разбогатеть. Они не ждут, что кто-то другой сделает то, что они могут сделать для себя сами.
"Но они ожидают, что если они хотят работать, то должны быть в состоянии найти работу, которая обеспечит семью. Они ожидают, что не должны разориться только потому, что заболели. Они ожидают, что их дети смогут получить хорошее образование, которое подготовит их к новой экономике, и они смогут позволить себе колледж, если приложат усилия. Они хотят быть в безопасности, от преступников или террористов. И они считают, что после всей своей трудовой жизни они должны иметь возможность достойно и с уважением уйти на пенсию.
"Вот и все. Это не так уж много. И хотя они не ждут, что правительство решит все их проблемы, в глубине души они знают, что при небольшом изменении приоритетов правительство могло бы помочь".
В комнате становилось тихо, и я отвечал на несколько вопросов. Когда встреча заканчивалась, люди выстраивались в очередь, чтобы пожать мне руку, взять литературу о кампании или поговорить с Иеремией, Анитой или местным волонтером о том, как они могут принять участие в кампании. И я ехал в следующий город, зная, что история, которую я рассказывал, была правдивой; убежденный, что эта кампания больше не про меня, и что я стал просто проводником, через который люди могут осознать ценность своих собственных историй, свою собственную ценность, и поделиться ими друг с другом.