"Когда они кричат на меня, брат, — говорил Эрик, похлопывая меня по спине с язвительной улыбкой, — я знаю, что они думают о тебе".
Я понимаю, почему те, кто выступал против моего президентства, могли считать Эрика удобным запасным вариантом. Высокий и уравновешенный, он вырос в Куинсе, Нью-Йорк, сын родителей среднего класса барбадосского происхождения. (Он учился в моей альма-матер, Колумбийском университете, за десять лет до меня, где играл в баскетбол и участвовал в сидячих забастовках в кампусе; во время учебы в юридической школе он заинтересовался гражданскими правами и летом проходил практику в Фонде правовой защиты NAACP. И, как и я, он выбрал государственную службу, а не работу в корпоративной юридической фирме, работая прокурором в отделе государственной добросовестности Министерства юстиции, а затем федеральным судьей в Высшем суде округа Колумбия. В итоге Билл Клинтон выдвинул его кандидатуру на должность прокурора округа Колумбия, а затем заместителя генерального прокурора США — первого афроамериканца на этих должностях.
У нас с Эриком была непоколебимая вера в закон, убежденность, подкрепленная личным опытом и знанием истории, в том, что благодаря аргументированным доводам и верности идеалам и институтам нашей демократии Америку можно сделать лучше. Именно на основе этих общих предположений, а не нашей дружбы или какого-либо конкретного согласия по вопросам, я хотел, чтобы он стал моим генеральным прокурором. Именно поэтому я так тщательно оберегал его офис от вмешательства Белого дома в текущие дела и расследования.
Не существует закона, прямо запрещающего такое вмешательство. В конце концов, генеральный прокурор и его или ее заместители были частью исполнительной власти и, следовательно, служили по воле президента. Но генеральный прокурор в первую очередь является народным адвокатом, а не консильери президента. Недопущение вмешательства политики в следственные и прокурорские решения Министерства юстиции было важнейшим демократическим императивом, что стало очевидным, когда в ходе Уотергейтских слушаний выяснилось, что генеральный прокурор Ричарда Никсона Джон Митчелл активно участвовал в сокрытии проступков Белого дома и инициировал уголовные расследования в отношении врагов президента. Администрацию Буша обвинили в нарушении этой нормы в 2006 году, когда она уволила девять прокуроров США, которых, по всей видимости, посчитала недостаточно приверженными своей идеологической программе; единственным пятном на безупречном послужном списке Эрика Холдера стало предположение, что он поддался политическому давлению, когда, будучи заместителем генерального прокурора, поддержал преступное помилование крупного донора Билла Клинтона в последние дни существования администрации. Позже Эрик сказал, что сожалеет об этом решении, и это была именно та ситуация, которой я хотел избежать. Поэтому, хотя мы с ним регулярно обсуждали широкую политику Министерства юстиции, мы тщательно избегали любых тем, которые могли бы поставить под угрозу его независимость как высшего должностного лица правоохранительных органов Америки.
Тем не менее, нельзя было обойти тот факт, что любые решения генерального прокурора имеют политические последствия — о чем мне любила напоминать команда Белого дома и о чем иногда забывал Эрик. Например, он был удивлен и оскорблен, когда через месяц после моего президентства Экс привлек его к ответственности за то, что он не очистил речь, посвященную Месяцу истории чернокожих, в которой он назвал Америку "нацией трусов", когда речь зашла о ее нежелании обсуждать расовые вопросы — достаточно верное замечание, но не обязательно тот заголовок, который мы искали в конце моих первых нескольких недель на посту. Тот жар, который мы подняли в Белом доме из-за юридически обоснованного, но политически токсичного решения Министерства юстиции не предъявлять обвинения руководителям банков за их роль в финансовом кризисе, также, похоже, застал его врасплох. И, возможно, именно эта бесхитростность, его уверенность в том, что логика и разум в конечном итоге победят, заставила Эрика не заметить, как быстро менялась политическая почва, когда в конце 2009 года он объявил, что Халид Шейх Мохаммед и четверо других соучастников теракта 11 сентября наконец-то предстанут перед судом в зале суда в нижнем Манхэттене.
На бумаге мы все думали, что эта идея имеет смысл. Почему бы не использовать судебное преследование самых известных заключенных Гуантанамо, чтобы продемонстрировать способность системы уголовного правосудия США рассматривать дела о терроризме справедливым и беспристрастным образом? И что может быть лучше для отправления правосудия, чем место в городе, который больше всего пострадал от этого ужасного преступления, в зале суда всего в нескольких кварталах от Ground Zero? После нескольких месяцев кропотливой работы Эрик и его команда были уверены, что дело против заговорщиков 11 сентября можно возбудить, не полагаясь на информацию, полученную с помощью "усиленных допросов" — отчасти потому, что теперь мы получили больше возможностей для сотрудничества со стороны других стран, которые раньше неохотно шли на это. Мэр Нью-Йорка Майкл Блумберг одобрил план Эрика. Так же поступил и старший сенатор Нью-Йорка, демократ Чак Шумер.