Я положил трубку. На мгновение в комнате воцарилась тишина, все взгляды были прикованы ко мне. Я дал Мубараку свой лучший совет. Я предложил ему план изящного ухода. Я знал, что любой лидер, который придет ему на смену, может оказаться худшим партнером для Соединенных Штатов и, возможно, худшим для египетского народа. По правде говоря, я мог бы смириться с любым подлинным планом перехода, который он мог бы представить, даже если бы он оставил нетронутой большую часть существующей сети режима. Я был достаточно реалистом, чтобы предположить, что если бы не упрямое упорство тех молодых людей на площади Тахрир, я бы работал с Мубараком до конца своего президентства, несмотря на то, за что он выступал — точно так же, как я продолжал бы работать с остальной частью "коррумпированного, загнивающего авторитарного порядка", как любил называть его Бен, который контролировал жизнь на Ближнем Востоке и в Северной Африке.
Вот только эти дети были на площади Тахрир. Благодаря их наглому стремлению к лучшей жизни, к ним присоединились другие — матери, рабочие, сапожники и таксисты. Эти сотни тысяч людей, по крайней мере, на короткий момент, потеряли страх, и они не прекратят демонстрацию, пока Мубарак не вернет этот страх единственным известным ему способом: избиениями и стрельбой, задержаниями и пытками. В начале моего президентства мне не удалось повлиять на жестокое подавление иранским режимом протестов "Зеленого движения". Возможно, я не смогу остановить Китай или Россию от подавления собственных диссидентов. Но режим Мубарака получил миллиарды долларов от американских налогоплательщиков; мы поставляли ему оружие, делились информацией и помогали обучать его офицеров; и я должен был позволить получателю этой помощи, тому, кого мы называли союзником, совершать бесчеловечное насилие над мирными демонстрантами, за которым наблюдал весь мир, — это была черта, которую я не хотел переступать. Это нанесло бы слишком большой ущерб, думал я, идее Америки. Это нанесло бы слишком большой ущерб мне.
"Давайте подготовим заявление", — сказал я своей команде. "Мы призываем Мубарака немедленно уйти в отставку".
Вопреки убеждениям многих в арабском мире (и более чем нескольких американских репортеров), Соединенные Штаты не являются великим кукловодом, прихотливо дергающим за ниточки страны, с которыми они ведут дела. Даже правительства, которые полагаются на нашу военную и экономическую помощь, в первую очередь думают о собственном выживании, и режим Мубарака не был исключением. После того, как я публично заявил о своей убежденности в том, что Египту пора начать быстрый переход к новому правительству, Мубарак продолжал вести себя вызывающе, проверяя, как далеко он может зайти в запугивании протестующих. На следующий день, пока египетская армия бездействовала, банды сторонников Мубарака спустились на площадь Тахрир — одни на верблюдах и лошадях, с кнутами и дубинками, другие бросали зажигательные бомбы и камни с крыш домов — и начали нападать на демонстрантов. Три демонстранта были убиты, шестьсот получили ранения; в течение нескольких дней власти задержали более пятидесяти журналистов и правозащитников. Насилие продолжалось и на следующий день, наряду с масштабными контрдемонстрациями, организованными правительством. Промубараковские силы даже начали грубить иностранным репортерам, обвиняя их в активном подстрекательстве оппозиции.
В те напряженные несколько дней моей главной задачей было удержать всех в моей администрации на одной волне. Послание, исходящее из Белого дома, было четким. Когда Гиббса спросили, что я имел в виду, когда сказал, что переходный период в Египте должен начаться "сейчас", он ответил просто: "Сейчас — это значит вчера". Нам также удалось добиться того, что наши европейские союзники выпустили совместное заявление, которое совпадало с моим собственным. Однако примерно в то же время Хиллари давала интервью на конференции по безопасности в Мюнхене и, казалось, из кожи вон лезла, чтобы предупредить об опасности любого быстрого перехода в Египте. На той же конференции Фрэнк Виснер, который больше не занимал официальной должности в администрации и утверждал, что выступает только как частное лицо, высказал мнение, что Мубарак должен оставаться у власти в течение любого переходного периода. Услышав это, я сказал Кэти, чтобы она разыскала моего госсекретаря. Когда я дозвонился до нее, я не скрывал своего недовольства.