"Каково ваше суждение?" спросил я.
Я видел, что он колеблется. Я подозревал, что он был рядом во время подготовки к Ираку; репутация разведывательного сообщества все еще восстанавливалась после той роли, которую оно сыграло в поддержке настойчивого утверждения администрации Буша о том, что Саддам Хусейн разрабатывал оружие массового уничтожения. Тем не менее, я уловил на его лице выражение гордости человека, разгадавшего сложную головоломку — даже если он не может этого доказать.
"Я думаю, что есть большая вероятность того, что он наш человек", — сказал он. "Но мы не можем быть уверены".
Основываясь на услышанном, я решил, что у нас достаточно информации, чтобы начать разработку вариантов нападения на комплекс. Пока команда ЦРУ продолжала работать над идентификацией "Пейсера", я попросил Тома Донилона и Джона Бреннана изучить, как будет выглядеть рейд. Необходимость соблюдения секретности усугубляла проблему: если просочится хотя бы малейший намек на нашу наводку на бин Ладена, мы знали, что наша возможность будет упущена. В результате лишь несколько человек из всего федерального правительства были допущены к фазе планирования операции. У нас было еще одно ограничение: Какой бы вариант мы ни выбрали, он не должен был затрагивать пакистанцев. Хотя правительство Пакистана сотрудничало с нами в проведении множества антитеррористических операций и обеспечивало жизненно важные пути снабжения наших сил в Афганистане, было открытым секретом, что некоторые элементы в вооруженных силах страны, и особенно в ее разведывательных службах, поддерживали связи с Талибаном и, возможно, даже с Аль-Каидой, иногда используя их в качестве стратегических активов для обеспечения того, чтобы афганское правительство оставалось слабым и не могло вступить в союз с главным соперником Пакистана — Индией. Тот факт, что комплекс в Абботтабаде находился всего в нескольких милях от пакистанского военного эквивалента Вест-Пойнта, только усиливал вероятность того, что все, что мы скажем пакистанцам, может в конечном итоге выдать нашу цель. Что бы мы ни решили сделать в Абботтабаде, это означало бы нарушение территории предполагаемого союзника самым вопиющим образом, если не считать войны, что повышало как дипломатические ставки, так и оперативные сложности.
К середине марта, в дни, предшествовавшие интервенции в Ливии и моей поездке в Латинскую Америку, команда представила, как они предупреждали, лишь предварительные концепции нападения на комплекс в Абботтабаде. Грубо говоря, у меня было два варианта. Первый — разрушить его с помощью воздушного удара. Преимущества такого подхода были очевидны: на пакистанской земле не будет риска для жизни американцев. Публично, по крайней мере, этот вариант также обеспечивал определенное отрицание: пакистанцы, конечно, знали бы, что удар нанесли мы, но им было бы легче поддерживать фикцию, что мы, возможно, не являемся таковыми, что могло бы помочь подавить возмущение среди их народа.
Однако, когда мы углубились в детали того, как выглядел бы ракетный удар, выяснилось, что минусы были значительными. Если мы уничтожим комплекс, как мы сможем быть уверены в том, что бин Ладен был там? Если "Аль-Каида" будет отрицать, что бин Ладен был убит, как мы объясним, что взорвали резиденцию в глубине Пакистана? Более того, в комплексе в Абботтабаде вместе с четырьмя взрослыми мужчинами проживали пять женщин и двадцать детей, и в своем первоначальном варианте предлагаемый удар не только уничтожил бы комплекс, но и почти наверняка сравнял бы с землей несколько соседних домов. Вскоре после совещания я сказал заместителю председателя Объединенного комитета начальников штабов Хоссу Картрайту, что с меня хватит: я не собираюсь санкционировать убийство тридцати или более человек, когда мы даже не уверены, что в комплексе находится именно бин Ладен. Если мы собираемся применить удар, они должны разработать гораздо более точный план.
Второй вариант заключался в том, чтобы санкционировать проведение специальной операции, в ходе которой избранная группа тайно прилетит в Пакистан на вертолете, совершит налет на комплекс и уберется оттуда до того, как пакистанская полиция или военные успеют отреагировать. Чтобы сохранить секретность операции и возможность отрицания, если что-то пойдет не так, мы должны были провести ее под руководством ЦРУ, а не Пентагона. С другой стороны, для миссии такого масштаба и риска нам нужен был высококлассный военный ум, поэтому мы пригласили в комнату вице-адмирала Уильяма Макрейвена, главу Объединенного командования специальных операций (JSOC) Министерства обороны, чтобы он рассказал нам о том, что может повлечь за собой рейд.