— А она хочет идти с вами? — Я не тронулся с места.
— Об этом спросить ее не может ни один из нас, — ответил другой мужчина, которого, кажется, звали Ланнинг. — Мы не знаем ее языка.
— Вы отвечаете за колонию и не говорите на их языке? — недоверчиво спросил я.
— Они все говорят по-английски, — ответил Тайлер. — Кроме некоторых детей. Послушайте, вы же знаете, каковы дети. Они с удовольствием доставляют заботы. И никто их за это не выпорет, если это делает не их папочка. Но домой ей нужно обязательно. Я верну ее туда, и вы не сможете, черт побери, мне помешать.
Он шагнул вперед, но я не шелохнулся.
Мистер Тайлер не получил бы награды за дипломатическое поведение, совсем напротив. К сожалению, так же мало ему приходилось в своей жизни прокладывать себе дорогу силой. Он был таким же большим, тяжелым и мускулистым, как и я, но у него не было моих навыков. Он не был бойцом. Поругаться он мог, но боец из него никудышный.
— Но это же бессмысленно, — перехватил слово Ланнинг, когда мы с Тайлером встали глаза в глаза. — Посмотрите на нас еще раз. Мы не преступники. Мы не насильники девушек.
Поскольку он предложил мне это так дружелюбно, я посмотрел на него. Он был прав, на преступника он не был похож. И все-таки это не делало его симпатичнее. Очевидно, они оба не относились к типам, которых нанимают для грязной работы. Следовательно, они говорили, вероятнее всего, чистую правду. Но меня они уже разозлили, а я уж по своей природе такой упрямый.
— Вы сможете в колонии спросить у Чарлота, — призвал меня бледный. У нас приоритетная радиосвязь. Он заверит вас, что все в порядке.
Это оказалось для меня решающим. У меня совсем не было желания быть приведенным к Чарлоту, который размазывал бы меня, как улитку, пока Ланнинг и Тайлер наслаждались бы этим.
— Вас двоих я не возьму, — объяснил я.
— А что с девушкой? — тихим голосом спросил Тайлер.
— Это другое дело. Даме я всегда охотно помогу.
Им ничего не пришло в голову в ответ.
— Я вылетел сюда на природу, — сказал я бездумно. — По-моему, юная дама тоже наслаждалась прекрасным вечерним воздухом. А вы, дураки, испортили ей все удовольствие. Можете заверить всех в лагере, что она в надежных руках и что через два часа я доставлю ее домой.
— Вы этого не сделаете, — заныл Ланнинг.
— Сейчас увидите.
Он уже вынул из кармана рацию. Он сообщит обо мне в колонию, а там используют приоритетную связь, чтобы вызвать по тревоге Чарлота. Но мне было уже поздно менять свое решение. Я же только что поставил их в известность о своих намерениях. Может быть, мне не следовало вмешиваться. Но я хотел вмешаться и, следовательно, вмешался.
— Подождите одну минуту, — сказал Тайлер, который не видел неотвратимого.
— Вы что-то сказали? — спросил я дружелюбно и с улыбкой посмотрел ему в глаза. Я надеялся, что кажусь очень запугивающим. К моей радости он отступил на шаг.
— Нет никаких причин для ссоры, — подключился Ланнинг. — Поступайте, как хотите, мистер Грейнджер. Мы сообщим куда надо, что девушка с вами в безопасности. Ведь теперь же все в порядке.
— Верно. — Я сделал вид, что не заметил его сарказма. — Все в порядке.
Я протянул девушке руку. Она, пока мы разыгрывали весь этот маленький фарс, заметно успокоилась. Мне кажется, она сообразила, что я совсем не гармонировал с ее преследователями. Она смотрела, как Ланнинг и Тайлер уходили прочь. Потом она позволила мне помочь ей подняться в машину. Язык знаков понимал каждый. Я осторожно подтолкнул ее на переднее сидение «Ламуана». Со всем душевным спокойствием я прогулялся вокруг машины к водительскому креслу. Тайлер с расстояния в несколько метров смотрел на меня. Ланнинг торопливо что-то говорил в свой радиопередатчик.
Прежде чем запустить двигатель, я огляделся вокруг в сгущавшейся темноте, я глубоко вздохнул, улыбнулся и попытался выражением лица втолковать девушке, что наслаждаюсь свежим воздухом.
Она улыбнулась в ответ. Очевидно, она привыкла к обществу людей. Она поняла, что я имел в виду.
В конце концов, подумал я, даже Титус Чарлот улыбается.
Иногда.
Минут десять или четверть часа я колесил на своем «Ламуане» на скорости восемьдесят или девяносто взад-вперед. Тем временем девушка пришла к решению, что все хорошо и прекрасно.
Я опробовал на ней "Как вас зовут?" и "Куда вы желаете?", но было ясно, что она не понимала английского даже в такой степени. До уровня "Я Тарзан, а кто ты?" я в своих попытках общения не опустился. А фантастический язык жестов, который так хорошо функционирует во всех мыльных операх, показался мне не очень подходящим для начала беседы. Да никому из нас и не была так уж необходима эта маленькая беседа.
— Ты нытик, обвинил меня ветер.
Я реалист, заверил я его — не только молча, но даже и не двигая губами. Юная дама не должна подумать, что я болтун, разговаривающий сам с собой.
— Это, должно быть, шутка, сказал он. Вспоминаю, как ты ринулся в это дело и мимоходом подобрал девушку, не зная, кто она и что собиралась делать!
Ты же меня знаешь, ответил я. Мои симпатии всегда на стороне тех, кто убегает от горилл. Романтическое спасение дамы — это, я согласен, не совсем в моем духе, во всяком случае когда она так юна, как вот эта. Но меня всегда можно уговорить сделать исключение. Достаточно только представителю отребья с Земли чуть пожестче наступить мне на ногу.
Конечно, он меня очень хорошо знал. Он понемногу достигал стадии, когда уже не утруждал себя слишком часто критиковать меня. Я импульсивен и перенапряжен, но это совсем ничего не значит. И ветер тоже был сейчас в ситуации, которой вынужден был удовлетвориться — так же, как должен был удовлетвориться ею я. Со временем нам удастся ладить друг с другом лучше. Мы уже оставили далеко позади отвращение а ля Грейнджер и высокомерие и запугивание а ля ветер. Мы постепенно становились хорошими друзьями. Я совершенно привык к его умным высказываниям, а он не принимал их всерьез.
Кое-что мне в нем нравилось, а именно то, что он не болтал вздора о том, как я должен летать, будь это в глубоком космосе или на высоте ладони над землей. Паразит, уважающий профессиональные способности своего хозяина, не может быть совсем плохим.
Девушка и я получили не много удовольствия от нашей прогулки. Я как раз показывал рукой в направлении, где, как я полагал, находилась колония, так как я в конце концов не собирался вечно колесить с ребенком, когда вдруг услышал до ужаса знакомый звук: вой сирены.
— К черту, — сказал я глубокомысленно и немного фаталистично, — игра окончена, люди.
Меня поразил странный взгляд больших оранжевых глаз. Девушка сделала трагическое лицо, но это была только иллюзия. Она могла научиться улыбаться, но наверняка не могла сыграть Гамлета. Точно так же могло быть, что она в тот момент улыбалась от радости.
Я одарил ее кривой улыбкой. Она не отреагировала.
— Это сирена, — сообщил я нежным голосом и сопроводил это жалкой улыбкой, хотя было ясно, что она не могла сделать из этого никакого вывода.
Я остановил «Ламуан» и вышел. У полицейских не было автомобилей на воздушной подушке, а только глайдеры, из чего я сделал вывод, что это не обычный патруль. У них было спецзадание. Особенно озабочен я не был. Не потому, что я вообразил, будто они поймут меня. Но я был почти уверен, что Чарлот поручится за меня, если я, конечно, не был впутан в какое-нибудь массовое убийство.
Полицейский на сидении второго пилота выпрыгнул из колыхающегося глайдера на землю и приблизился ко мне. Полицейские могут передвигаться двумя способами. Они или шаркают подошвами, или шествуют.