…Отчаяние кавалерийского майора было достойно осуждения, но, увы, не беспочвенно. Настал час, когда кавалеристам приказали уничтожить коней: эвакуировать их не было возможности, а оставлять врагу нельзя. Люди нахмурились. Это были преимущественно кубанцы, природные конники. Стрелять в коней они отказались наотрез. В эту минуту я видел у них на глазах слезы. Без коней, тяжелым шагом поднимались конники на палубы уходивших кораблей. Отряд автоматчиков получил приказ пристрелить лошадей, сиротливо бродивших по изрытому воронками двору крепости.
Враг теснил наши части, обстреливал и бомбил побережье. Надо было во что бы то ни стало сдержать фашистов на время эвакуации.
Опаснее всего в такой момент паника. Кое — где, на последних рубежах перед Керчью, ряды дрогнули. Это ставило под угрозу всю массу войск, скопившуюся на узкой кромке берега у причалов.
Раздумывать некогда. Мне было поручено возглавить заградительный отряд из краснофлотцев. Мы встали на освещенном солнцем склоне горы. Дали очередь поверх голов бегущих людей.
— Своих перебьем! — в отчаянии воскликнул молодой моряк рядом со мной.
— Нет, — отвечаю, — и им поможем и всех спасем… Смотри!
Бойцы, приблизившиеся к нам, остановились. Кто — то заметался, кто — то юркнул в кусты. Но в следующий миг все залегли, повернувшись лицом к врагу. И немцы, выбегавшие с опушки леса, вдруг тоже прижались к земле. У леса взметнулась земля: это наши зенитчики прямой наводкой ударили с крепости по танкам и пехоте противника.
Перед вражескими цепями стеной встали краснофлотцы — те, с кем мы в эти дни рыли окопы, кому выдавали перед боем партийные и комсомольские билеты. На холмах и в ложбинах вспыхивали, как костры, подбитые нашими истребителями немецкие танки. Фашистские атаки захлебнулись. К вечеру бой стих, а ночью наши корабли закончили эвакуацию войск из крепости Акбурну.
Близилось утро, когда от причала отошел наш последний сторожевой катер. Мы знали, что в проливе рыскают немецкие торпедные катера, и были настороже. Стою на палубе, вслушиваюсь, всматриваюсь в ночь, в туман. Влажный ветер треплет шинель, продырявленную осколками. Рядом со мной, нахохлившись, прислонился к мостику шофер Григорий Середа. Известно, о чем думает: остался без машины, как кавалеристы без коней. Фашистская бомба разорвалась у подъезда штаба возле самой «эмки», когда Григорий бегал за водой для радиатора. Оглянулся — увидел взлетевшие вверх обломки машины. Тем же взрывом разнесло часть стены штабного здания. Несколько человек погибло, многие были ранены, в том числе командир базы контр — адмирал А. С. Фролов.
Я был в этом помещении, когда с грохотом развалилась стена и обвалился потолок. На моих глазах инструктору политотдела старшему политруку Ярцеву снесло череп. Мне сильно поранило лицо. В углу смежной комнаты упала машинистка, пораженная в висок крохотным осколком.
Невеселые мысли проносились в голове, когда катер под покровом темной ночи мчал нас к таманскому берегу. Вспомнилась семья — малолетние сыновья, жена. Они так же вот под вражеской бомбежкой эвакуировались недавно из Севастополя, уехали далеко — на Урал.
Враг грозится добраться и туда. Он самоуверен и нагл; превратив в свой арсенал всю Европу, он прокладывает себе путь воздушными армадами, бронированным тараном и заставляет нас отступать.
Где бурлил железный поток
Изрезанные заливами и бухтами берега. В пролив вклинились длинные песчаные косы. На юго — восток простирается равнина, кое — где всхолмленная пологими сопками.
Мы высадились здесь на рассвете 20 мая. Над Таманским портом висел туман. А когда развеялась белесая пелена, взору предстал живописный уголок — весь в буйном цветении садов и виноградников. Дальше расстилаются плодородные земли, покрытые зелеными сочными всходами кубанской пшеницы. Местные жители — хлеборобы, рыбаки — встретили нас с тревогой.
Тамань и раньше знала, что такое война. Ей не забыть тяжелых боев с белогвардейцами в восемнадцатом году, легендарного похода Таманской армии, описанного А. С. Серафимовичем в «Железном потоке». Нам довелось ступить на землю Тамани, когда она снова оказалась в пекле войны.
Части нашей военно — морской базы под командованием контр — адмирала П. А. Трайнина заняли оборону от мыса Ахиллеон до станицы Благовещенской, на фронте 180 километров. На Керченском полуострове сосредоточились вражеские силы, выбившие нас из Крыма. Теперь они готовились к прыжку на Тамань.