Бычков дал знак Одноперову, оба мигом подскочили к дереву и дернули фашиста за полу шинели. Тот с шумом свалился на землю, вскрикнув от неожиданности. Больше он не издал ни звука, оглушенный ударом по голове. Очнулся уже связанным.
В то октябрьское утро неприятельская батарея молчала, оставшись словно без глаз. А батальон Красникова возобновил штурм Эриванского. После ряда коротких схваток на подступах к поселку моряки ворвались на окраину.
Краснофлотец Андрусенко принял командование
Стреляя на ходу, морские пехотинцы перебегали от дома к дому. Вдруг вблизи атакующих разорвался снаряд, за ним другой, третий. Бойцы залегли, расползлись по укрытиям. Вслух гадали:
— Откуда бьет, проклятая?
— Кажется, вон из того сарайчика, правее белой мазанки…
— Нет, не из сарайчика… Товарищ командир, пушка на кукурузном поле. Смотрите — маскировочная сетка! — крикнул краснофлотец Василий Андрусенко.
Пушка снова выстрелила, и краснофлотцы увидели над кукурузой голубое облачко дыма. Все инстинктивно припали к земле. Снаряд со свистом пронесся над головами и разорвался позади цепи моряков. Следующий взрыв раздался впереди.
— В вилку берут, гады!
— Вперед! — приказал командир.
Моряки пробежали еще и укрылись за холмом.
— А теперь надо пушке капут сделать. Товарищ командир, разрешите попытаться! — снова крикнул Андрусенко.
Получив разрешение, он пополз по канаве за околицу села. Моряки замерли в ожидании. Томительно тянулись минуты. Но вот в поле один за другим раздались два взрыва гранат, над кукурузой взметнулись облако дыма и комья земли. В следующий миг затрещал автомат.
Рота устремилась к центру поселка. Из окон домов, из дворов и сараев сыпались беспорядочные вражеские выстрелы, но они уже не могли остановить атакующих.
Высовываясь из погребов и сараев, перепуганные женщины подзывали к себе моряков, указывали, где укрылись гитлеровцы.
Неожиданно на улице появился небольшой обоз, двигавшийся навстречу роте. Рядом с первой повозкой шел румынский солдат с поднятым на кнутовище белым лоскутом. Позади обоза шествовал с автоматом в руках морской пехотинец.
— Андрусенко! — узнали его краснофлотцы. — Вот так диво!
— Никакого дива, — широко улыбаясь и приветствуя друзей, отвечал Андрусенко. — Эти вояки давно сидели в сарае и ждали, когда их возьмут в плен… После того как разделался с пушкой в кукурузе, я пробирался сюда задворками, а они меня заметили из сарая и стали звать. Сначала не понял, оторопел от страха: высунулась — то из сарая целая компания их. Потом вижу, прилаживают к кнутовищу белую тряпку. Так и быть, принимаю командование и веду.
Моряки хохотали, слушая этот рассказ.
Я был на командном пункте 16–го батальона, когда сюда привели пленных, взятых Андрусенко. Их было восемь. Солдат с белым флагом сказал, что они из 96–го полка 19–й румынской дивизии.
— Я русский, фамилия Чернышев, — неожиданно добавил он и, встретив мой взгляд, пояснил: — Из Северной Буковины…
— Тогда понятно… Ну, а воевать против России пошел добровольно или мобилизовали?
Солдат энергично замотал головой:
— Нет — нет, не хотел. Мобилизовали!
— Где раньше была ваша дивизия?
— В прошлом году под Одессой. Потом стояли в резерве в Керчи. Сюда пришли недавно…
— Ну, и как вам понравилось на Кавказе? — иронически спросил я.
Пленный насупился:
— Тут мы попали в ад… В нашем взводе тридцатого сентября было пятьдесят семь человек, а теперь осталось двадцать. В пулеметной роте из двухсот осталось пятьдесят шесть… Никто больше не хочет воевать, лучше плен, чем смерть…
— Ага, прозрели! — зло усмехнулся комбат Красников, до этого молча слушавший разговор.
Стоявший рядом с Чернышевым пожилой румын вздохнул и сказал:
— Мы очень боимся ваших снарядов, которые жгут…
— Это наши «катюши» помогли им разобраться, что к чему! — рассмеялся Красников.
— Да — да, «катуши»! — закивал головой румын. — Я вчера увидел наших обгоревших солдат и сразу решил сдаться в плен.
— А как другие? — спросил я.
— Другие так же… Румынские солдаты несчастные люди…
Пожилой румын умолк. В разговор опять вступил Чернышев:
— Нас ужасно плохо кормили. Давали в день четыреста граммов хлеба и изредка — жидкий суп. Иногда целыми днями мы вовсе ничего не ели. А если медленно продвигаешься в наступлении, офицеры бьют нещадно… Одежду тут в лесу всю изорвали, а новую не дают, говорят, берите одежду с убитых русских. Этой зимой, наверное, все наши солдаты померзнут…