Вцепился обеими руками в край трибуны, напыжился и ждет, пока мы отсмеемся, а председатель пилюлю проглотит.
— А вопрос с персональным транспортом есть возможность решить для меня положительно, потому что в гараже «Москвич» стоит и никем не используется.
— Его на металлолом давно надо списать! — кричу я, потому что это уже меня касается.
— А я так ставлю вопрос, — отремонтировать, если для авторитета надо.
Гляжу на председателя, а он глаза опустил (здорово-таки уел его Сластион тещей!) и плечами пожимает:
— Пусть ремонтирует, поможем.
Вот так оно и было на самом деле — при чем здесь я? А все шишки на меня посыпались.
13
Если вы по-хорошему со мной, все расскажу как на духу. Видали, какой забор мой дорогой соседушка отгрохал? Зверь не перепрыгнет, и птица не перелетит. А построил он забор этот после того, как его бригадиром поставили. Раньше жили мы как пальцы на ладони — не прятались друг от дружки.
— Что ты там делаешь, Йося, дорогой? — спросила я у него, когда он городиться стал. — Хочешь, чтобы я света белого не видела, чтоб и солнышко мой дом обходило?
— Не от вас я отгораживаюсь, товарищ бабка, — отвечает мне Сластион. — Не должны широкие колхозные массы наблюдать, как я, строительный бригадир, по двору без галстука, в одних черных, до коленок, трусах хожу, поскольку спецтрусов мне еще не привезли, хоть и дал заявку в наш кооператив, чтоб меня обслужили по деликатесной группе. Поскольку принадлежу теперь к высшим сферам, значит, должен охранять свой авторитет высоким забором — от подрыва и критики, а вы, товарищ бабка, в этом вопросе на данных этапах — темная ночь.
Ладно, думаю, все одно у тебя не получится глаза мне забором закрывать, скоро и без того земля сырая меня укроет. Он еще и последней доски не прибил, а я уже лестницу к забору приставила, и соседский двор передо мной как открытая книга. Так что я все видела, все слышала, все расскажу, люблю добрым людям порассказать, только уж вы скажите участковому, чтоб мне за это ничего не было, а то Сластион, когда еще у руля власти был, участкового привозил, и тот грозился посадить меня на пятнадцать суток, если буду сплетни по селу распускать про Сластиона, про то, что он из колхоза всякое добро к себе машиной возит.
Я вам скажу, ежели б не машина эта проклятущая, — сколько она у меня здоровья забрала, — может, и не было б всего. Потому он в машину свою был влюбленный, никого и ничего, окромя нее, не видел. Улочка у нас тихая, когда-никогда мотоцикл проедет. А тут: звенит, тарахтит, гудет, и черный смрад по огороду стелется. Я — мигом к воротам. Гляжу, легковушка едет, старая-престарая, я супротив нее молодухой смотрюсь, а за рулем у той развалюхи — сосед мой драгоценный, Йося Македонович Сластион. Сидит да так гордо перед собой смотрит, будто его сейчас через телевизор всему миру будут показывать. Подъехал Йося к своему дому, да как забибикает — головушка моя бедная чуть не раскололась. Начались, думаю, мои муки. Но затаилась у калитки, стою гляжу, чтоб ничего не пропустить. Выбежали из дома дочки Сластионовы и ворота настежь распахнули. Соседушка мой дорогой так лихо завернул во двор, что заднее колесо вжик — и спало и покатилось по улице, а машина осела на бок, вроде моего курятника. Тут Сластион из машины как выскочит, будто пес злой за штанину его рвет, да как вдогонку за колесом кинется! А колесо катится себе, катится — вкатилось прямо ко мне во двор да и легло за курятником. Сластион влетает следом в калитку, как мяч в ворота, глаза бегают, щеки пылают, где, кричит, мое колесо?!
— Что в чужой двор попало, то пропало, — смеюсь, — магарыч неси, соседушка дорогой.
Сластион заметался по двору, наконец увидел злосчастное свое колесо, поднял, к груди прижал, как дитя, и бегом к машине. Колесо вставил и заехал во двор, а я снова — под забор и слушаю. Спрашивает он у дочки:
— Кто мне звонил?
— Да вроде никто не звонил, — отвечает дочка.
— Сколько раз наказывал, чтоб записывали!
— Так никто ж не звонил, что записывать?
— И из района не звонили?
— Нет.
— А из области?
— Не звонили.
— Может, из Киева звонили? — спрашивает.
— Нет, никто не звонил.
— Чего стоишь, тащи все из машины! — рассердился Йося.
Я мигом лестницу к забору и смотрю, что он такое сегодня привез. Пустым никогда не приезжал. Бывало, жинка если и скажет что против, так Йося Македонович разом ей рот закроет: «Что я за начальник был бы, ежели никакой выгоды от колхоза не имел? На руководящей должности ночей недосыпал, себя изводил, так имею я право…» И чего только не возил! А когда с дачей своей затеялся…