— Строгий? — переспросит, бывало, Йосип Македонович и плечи этак развернет.
— Оченно строгий, — поддакиваю и плету себе, плету дальше: — К примеру, бабы с поля вертаются, а он навстречу, так они как по команде все вытягиваются. Наше село при нем стопроцентно на все займы подписывалось и пример давало по всем показателям. На собрании ежели выступает, главное его слово: чтоб был, товарищи, порядок!
— Порядок есть порядок, — оживает Сластион, как цветок на солнце, зыркнет на меня сердито, вроде я виноват, что начальство теперь не то и люди не те, и пошагает себе к машине.
Через некоторое время, глядишь, снова едет:
— Расскажите еще, дед, про моего отца, начальника…
А я уже чего знал, чего не знал — все рассказал. Но нельзя человека разочаровывать.
— Значит, Македонович, твой отец ходил по селу в галифе, в хромовых чеботах и с бархаткой. Пройдет трошки, тогда бархатку достает — и по чеботам, по чеботам, чтоб блестели. Выступать любил, да все по писаному, читал медленно, но разборчиво, по складам. Вот раз выступает он в клубе, на собрании пайщиков, туда-сюда по карманам, а конспекта нет. Посылает рассыльную: «Беги домой». Ладно, сидим ждем, курим, бабы семечки лускают. Приходит рассыльная и на весь клуб, от дверей, орет: «Жинка ваша сказала, что вы бумагу на завалинке оставили, а теленок и сжевал». Начал он без конспекта: «Есть у нас, товарищи, кооперация. Ну что это за кооперация, я вас спрашиваю? Куда мы с такой прекрасной кооперацией зайдем?» А директор школы рядом с ним сидел за красным столом, хвать его за рукав: «Что ты плетешь?» Он и поправляется: «Далеко, далеко зайдем, товарищи! Так далеко, что станем и будем смотреть друг на дружку: куда мы зашли, и не поверим, что так далеко зашли!» После собрания подходит ко мне, усы поглаживает: «Ну, как я выступил?» — «Сила неизмерима…» — говорю…
Слушал Йося меня, слушал и говорит:
— Что-то ты, дед, не то рассказываешь, что требуется на данных этапах.
И больше не приезжал.
15
Сластион разве просил? Сластион за горло брал. Иду с работы, он навстречу:
— Так что там у вас в магазине дефицитного?
— Заходи гляди. К товарам вольный доступ.
А он щеки надувает:
— Что ты со мной разговариваешь как с рядовым? На прилавке сам увижу, а что под прилавком, для руководящего состава села? Мне теперь положено — начальник я. Будут ковры, звякни…
Ну, думаю, этот свое возьмет, еще и чужого прихватит. Сказал председателю потребительского общества, а тот отмахивается: рано еще, есть более достойные. И правда, ковров мало, а начальников в селе много, да и не для них ковры привозят, а для передовиков производства. И тому же самому Йосипу Македоновичу, пока в бригаде работал, ковер продали за высокие показатели. Я и не звоню. Так он скоро сам напомнил:
— Узнаешь, кто на проводе?
— Большой начальник Йосип Сластион.
— Правильно понимаешь. А откуда звоню?
— Из колхоза, наверное.
— И не угадал, из дома звоню. Телефонизировали меня как ответственного бригадира. Ты уже ужинал?
— Нет, — говорю, — не ужинал, только из магазина пришел, а жинка на ферме.
— А я уже поужинал. Моя жинка борщу наварила, с пампушками, а на второе налистники с творогом, в масле, от чугунка не оторвешься, мне теперь надо хорошо питаться, чтоб упитанным быть соответственно должности.
Слюнки у меня так и потекли, а живот к хребту прилип: как позавтракал с утра, так до вечера на полях, в бригады товар вывозил.
— Так что вы, Йосип Македонович, хотели?
— Я хочу, чтобы ты мне в порядке исключения достал телефонный аппарат импортный. Такой, чтоб звонил на всю округу. Вдруг пойду к кому из соседей или на огород, а тут из района или из области ответственный звонок!.. Обеспечь мне связь на должном уровне…
— Где ж я вам такой аппарат достану?
— Думай сам, как решить этот ответственный вопрос.
Поехал я за товарами в Киев; иду мимо «Художественного салона», магазин там такой есть, вижу — старинный телефонный аппарат на витрине, красивый, медью и серебром так и сверкает. Захожу в магазин, спрашиваю у продавщицы:
— Тот вот аппарат, что на витрине, звонит или говорит?