Так вот, бегу я по улице, злой, голодный, день зря убил, баба снова запилит — и про кролей забыл, и про огород забыл, и дров некому нарубить, обычная песня. Добегаю до Сластионова двора, может, с десяток метров осталось, вдруг вижу — открываются настежь ворота… Ну, думаю, это Македонович выедет сейчас, должно, простили его и машину возвернули. Как оно в жизни бывает: то непогода, то солнышко, то снова непогода, и снова солнышко… Ан нет, сунется из ворот такое, что и во сне не приснится. Трибуна со Сластионова двора выходит на двух ногах. Пригляделся, а это Йосип Македонович подлез под трибуну и, как черепаха панцирь, несет ее на себе, одни ноги торчат, да еще лысинка велосипедной фарой спереди светит.
Псы со дворов повыскакивали, гавкают, гуси с пруда вертались, гогочут, детворы сбежалось — диво такое. Как стоял я, так и сел на колоду под забором. Во, думаю, кино бесплатное, будет что бабе рассказать, когда спросит, кого видел, что слышал, пока по селу бежал. А Сластион перешел с трибуной на плечах улицу, взобрался на пригорок, где раньше церковь была, которая в войну сгорела, и тут опустил ношу свою на землю. Разогнулся, отдышался и встал за трибуну, вроде лекцию собрался читать. Удавочка на нем, хоть и жара, сорочка белая и пиджак выходной, черный. Оперся он руками на трибуну и задумался. Тут еще люди подошли, с автобуса, должно, потому что незнакомые, дачники, видать. Бабки и деды, кто поблизу жил, с дворов потянулись на лай собачий и визг детворы. А Сластион поправил свою удавку, глянул перед собой, вроде перед ним зала, полная людей, и говорит:
— Уважаемые товарищи! От живой души своей и тела в результате больших критических переживаний отрываю сегодня трибуну и кладу безвозмездно на алтарь сельского очага культуры. Так разрешите в эти фанфарные минуты прощания с самим собой, вчерашним, путем речи самоутвердиться на вершине возможностей. Три дня я не ел, не пил, а исключительно думал головой, и пришел к мысли, что нам, товарищи, надо думать в широких масштабах и выше. Передового у нас много, но еще наблюдаются отдельные недостатки и с ними будем нещадно бороться, потому критика и самокритика — главный фактор роста. Большую часть вины беру на себя, я на своем участке тоже недоработал, повернувшись лицом до частного сектора, каковым является личное хозяйство в количестве одной коровы, двух кабанов и огорода. В то же время, как еще один пример несознательности, скажу, что моя соседка не первый год является рассадником колорадского жука. А также отдельные представители колхозного крестьянства, некоторые из них присутствуют здесь, производят вылов рыбы запрещенными орудиями, в этом вопросе давно следует разобраться милиции, а может, еще и дальше. Много нерешенных вопросов выходит сегодня на арену, голова моя переполнена мероприятиями, как озеро приливной водой, но наблюдается недостаток слов. У каждого своя работа, а в работе человек открывается в своих высоких моральных качествах, на полную силу, и каждый получит за то от высших инстанций место на доске Почета. А кто сознательно нарушает наш закон, как вышеупомянутая моя соседка, кто сам себя обкрадывает и живет исключительно в собственном соку, мы того морально осудим. Старого багажа нам не надо, порядок есть порядок, а безответственности в этих вопросах мы не допустим. В таком разрезе общих указаний и подытоживаю. Я кончил. Бурные аплодисменты.