Рано, только рассвело, бегу в лавку, чтоб первой быть, ситчик свой захватить. Хвалюсь девчатам: «Йоська Македонович вчера полетели, взяли их вверх наконец». А они сразу список должников из-под прилавка, не задолжал ли. Нет, говорят, не брал в долг. Это только я дура — десятку на ветер кинула. Еще и смеются, кому расскажу. В груди теснит, как вспомню, да разве воротишь…
29
Видеть не видела, а голос Йосипа Македоновича мне был. Сижу я на делянке своей, на самом краю, а делянка моя на холме. И коза Мура возле меня пасется, травку жует. Сижу, фасоль в подол лущу. Нигде никогошеньки, все на бураках, каждому хочется побольше до морозов успеть. Тут мне голос и явился. Ничего не выдумываю, рассказываю от души, как было.
— Как живете, бабка? — вроде над головой кто сказал. Подняла я глаза, а делянка высоко, небо близехонько. Гляжу — круги по небу, будто по воде от камня. И больше ничего.
— Как в сказке: чем дальше, тем страшнее, господи, — отвечаю. — Тяжко по свету старой да никчемной ходить. Сделал бы ты, боже, чтоб мне сначала все начать, так быстро жизнь людская проходит…
— Бога на данном этапе нет, а ты, бабка — старорежимная, ежели религиозные пережитки в себе никак не ликвидируешь. Нашла кого поминать! Может, я достойнее твоего бога!..
— А кто ж ты такой будешь, что с неба говоришь?
— Земляк ваш, Йосип Македонович Сластион.
— И где ж ты теперь находишься, Македонович?
— Нахожусь наверху.
— Так ты и теперь при авторитете?
— А как же! Указываю, куда, кому идти или ехать, на ответственном перекрестке столбом стою, а скоро обещали повысить на должность светофора…
— А ежели ты в таком большом авторитете, так пособи моему горю — достань шиферу на сарай. Сельсовет на хату помог, а сарайчик, говорят, подождет. А как подождет, у моей козы вон после каждого дождя — потоп.
— Вопрос этот я решу, с тебя магарыч. Сколько надо шиферу, бабка?
— На все деньги, — и положила на колени платочек, в котором у меня пенсия. Как завихрится, как поднимет мои деньги из платочка, и все выше, выше несет, будто листочки с дерева, я только их глазами проводила.
— Теперь, бабуся, идите за магарычем. Вареников наварите, сала прихватите, чесноку и бутылку самогона. Я тут, вверху, хоть и на деликатесной группе, а по всему родному соскучился…
Наварила я вареников со сливами, сала нарезала, чесночку, бутылку прихватила — и на взгорок. Постелила на траву рушничок, вышитый петухами, и все, что принесла, — на рушник. Еще и ножичек с вилкой, чтоб культурно было. Думаю, Йосип Македонович, хоть и сельский, наш, но уже отвыкли небось по-простому, больше по-заграничному. Тут вихрь налетел, подхватил мой магарыч с рушничком, вверх понес, и голос мне с неба:
— Теперь, бабуся, уделю твоему вопросу соответствующее внимание. Что там нового в селе, никто не помер?
— Да вроде живут. А кто помер, уже не вернутся, что говорить об том.
— Иди, бабуся, домой, к утру шифер будет.
Выхожу утром во двор, лежит шифер возле сараюшки. Стала считать и сама себе не верю, вроде арифметику в ликбезе, как орехи, щелкала — восемь штучек. Да я на свою пенсию восемь-то и у спекулянтов куплю, если б не страх, что милиция наскочит. Так у спекулянтов хоть шифер новый, а этот в лишаях и ровно куры на нем ночевали. Вот так землячок родимый, чтоб тебя нелегкий с твоим шифером взял, думаю. А тут и председатель сельсовета во двор: осталось у нас, бабуся, двадцать листов шифера, ни туда, ни сюда, говорит, так мы вам на сарайчик выписали. А мне и на свет глядеть тошно, плачу, про горе свое рассказываю: голос мне был, и я пенсию за восемь листочков старого шифера отдала, за что ж теперь сельсоветовский шифер выкуплю. Только вижу, председатель не верит мне, косо так глядит: вы, говорит, сказок мне не рассказывайте, а если спекулянтов пригреваете — так мы вас еще и в милицию сдадим, нет у нас документа на ваш шифер, краденый он.
И со двора.
Пошла я на свое поле, стала на самом верху и кричу:
— Буду тебя, спекулянт чертов, день и ночь клясть, чтоб не пошли тебе на пользу мои денежки, мои кровные! Забирай назад свой шифер дырявый, отдай пенсию. Магарычем моим можешь подавиться, не обеднею. Драл бы шкуру с тех, у кого отовсюду помощь есть, а что ж ты со старой бабы несчастной последнее дерешь, обдирала ты поганый! Где ты взялся на мою голову со своей помощью, чтоб тебе башку оторвало, чтоб тебя убило и замучило, чтоб ты домой приехал и не застал ни кола ни двора, проклятущая твоя душа!