— Меня там, в деревне, работа ждет! — Куак Ба Ви перекинул за спину пустое диге.
— Тогда хоть покурите у нас, Ин Сук, принеси-ка табак, который мы по карточкам получили! Он там, на полке.
— Сейчас, тетя! — Ин Сук проворно вбежала в дом.
— Не стоит хлопот, хозяйка! У меня свой табак есть… — Куак Ба Ви снова опустил диге на землю и вынул из-за пазухи кисет с табаком.
Раскурив трубку, Куак Ба Ви опустился возле диге на землю и возобновил прерванный разговор.
— Так вот, хозяюшка, вы спрашивали меня о Куак Ба Ви, который живет в Бэлмаыре?
— Да, меня эта история заинтересовала. — Сун Ок вопросительно взглянула на Куак Ба Ви.
— А ведь я и есть Куак Ба Ви! — и он широко улыбнулся.
— Что вы говорите! Неужели это правда? — воскликнула она с удивлением.
— Да, я тот самый батрак.
— Я вас совсем другим представляла! — Сун Ок от растерянности не знала, что и сказать. Ее выручила Ин Сук, которая вернулась из дому с пачкой табаку, упакованного в белую бумагу.
— Вот, — сказала Сун Ок, — закурите-ка из этой пачки… А может, все-таки зашли бы к нам в дом?
О Куак Ба Ви она знала только понаслышке. Но неожиданно увидев его, она почему-то несказанно обрадовалась этой встрече и долго не могла успокоиться.
— Я к вам случайно забрел, дрова продать. Вижу вас впервые. И кажется мне, нелегко вам обрабатывать землю… Не женское это дело!
Почувствовав во рту горечь от табака, Куак Ба Ви сплюнул.
— Да я уж года три с землей вожусь… За это время узнала, какая это работа. Занятие не из легких. И я бы могла взяться за дело не хуже людей, да сил не хватает. Тяжелую работу не могу выполнять. Мужчина — он бы справился… Надо бы рисом заняться. Тоже, конечно, трудно — особенно, пока с рассадой не управишься. Зато потом легче… Куда легче, чем на суходольном поле! И урожай соберешь богаче.
— Ваша правда. Суходольное поле пропалывать тяжело. А прополоть его не раз, и не два нужно…
— Да ведь и поливной рис в прополке нуждается… Я вот смотрела: не умеют у нас рис полоть. Там, где издавна занимаются рисоводством, поля мотыгами пропалывают. А здесь — просто руками…
— И это верно. Я решил с этого года мотыгой пользоваться. Поливным рисоводством у нас мало занимаются, дело это развито слабо. Ведь для рисового поля чем глубже вспашка, тем лучше… Когда пропалываете рис, глубже рыхлите почву, у самых корней. Тогда удобрения лучше усвоятся. На разрыхленной земле стебли вырастут хорошие, крепкие. А у нас — взмутят воду на поле и дальше идут. Откуда же урожая ждать?
Собеседники разговаривали оживленно, с увлечением. Может, потому, что глубокий смысл таило в себе слово «земля». А может быть, за словами о земле скрывались и иные волновавшие обоих чувства.
— Все это так, — вздохнула Сун Ок. — Вы правы, трудно одной со всем управляться. Понадобится тебе, к примеру, вола нанять. И оплатить я его могу, как нужно, и кормить не хуже других. А не сразу наймешь. Трудно в городе с людьми договариваться. А все почему? Потому что женщина… — Сун Ок грустно усмехнулась. Она с неожиданной для себя доверчивостью изливала душу перед незнакомым человеком, с горечью жаловалась ему на трудности своей жизни, и — удивительное дело! — на душе у нее от этого становилось легче. — Глупые мы, не умеем ничего… не знаем, как поступать, что делать.
Куак Ба Ви, слушая Сун Ок, сочувственно кивал головой.
— Думаю, коль решишь по-настоящему заняться земледелием, — продолжала Сун Ок, — то надо свой плуг иметь, своего вола. Тогда не придется перед людьми унижаться. Может, теленка купить да выходить его? — Сун Ок улыбнулась.
— А почему бы и нет? Как только решите это сделать — дайте мне знать; я вам помогу.
— Что вы… Если бы мы в одной деревне жили… А так… Я ведь обо всем этом так, к слову сказала.
— Да не думайте, что вы меня хоть чуть стесните! Для такого дела у меня всегда время найдется.
— Спасибо на добром слове…
— Ну, пора идти. Отдохнул достаточно. Спасибо…
— Это я вас должна благодарить за работу. Табак-то не забудьте захватить. Не могу ж я вас ни с чем отпустить. Будете мимо идти — заходите…
— Спасибо. Табак-то есть у меня.
— Ну, я очень прошу… Возьмите…
Сун Ок просила так настойчиво, что Куак Ба Ви ничего не оставалось, как взять табак и положить его в карман блузы.
— Счастливо вам оставаться! Извините за беспокойство.
— Что вы, какое же тут беспокойство?
Куак Ба Ви вскинул диге на спину и вышел со двора.
А Сун Ок долго еще стояла, задумчиво глядя ему вслед.
— Тетя, как он работал-то хорошо! — раздался звонкий голос Ин Сук.
— Да, девочка… Он хорошо работал…
Сун Ок находилась словно в забытьи, и в голосе ее слышалась грусть, когда она отвечала племяннице.
— Как хорошо было бы, если б такой человек жил у нас!
— Да, — рассеянно отозвалась Сун Ок. Мысли ее витали сейчас где-то далеко.
— Но почему он совсем не смеется? Один раз только засмеялся… И то чудно как-то… Он на вола похож, правда? — Ин Сук весело захохотала, припомнив, какое серьезное, угрюмое лицо было у их гостя. Сун Ок метнула на девочку сердитый взгляд.
— Ну что ты болтаешь? Разве можно так говорить о взрослых? Давай-ка лучше посадим семена поскорее и — домой. Бабушка уж проголодалась, наверно.
— Да… — упавшим голосом сказала Ин Сук. Она опустила голову, всю ее веселость как рукой сняло. Они пришли на огород.
— Ты сажай вокруг грядок кукурузу и фасоль, а я высажу овощи. Ой, а грабли-то мы с тобой забыли захватить!
— Я сейчас принесу! — Ин Сук вприпрыжку побежала за граблями.
Сун Ок ступила на землю между грядками, вскопанными Куак Ба Ви. Она смотрела на грядки, а перед глазами у нее стоял образ Куак Ба Ви, только что с такой легкостью работавшего на ее огороде. Прежде она собиралась кое-как разбросать семена. А теперь, когда Куак Ба Ви — человек, о котором она столько наслышалась, — вскопал ей такие чудесные грядки, Сун Ок не хотелось уже сажать овощи как попало. Приятно было вложить в его труд долю своего труда. Вот мужа бы ей такого — доброго, сильного! Как радостно, как легко было бы обрабатывать с ним вдвоем землю, какой счастливой жизнью зажили бы они! Поймав себя на этой мысли, Сун Ок покраснела…
Ин Сук принесла грабли. Вынув из корзинки и передав Сун Ок пакетики с семенами, она привязала корзинку к своему поясу и начала высеивать вокруг грядок фасоль и кукурузу.
Сун Ок сажала в грядки семена ранних овощей, засыпала их землей и разравнивала землю — словно причесывала ее граблями.
Время незаметно подошло к полудню. Возвещая приближение обеденного часа, за оградой самозабвенно прокричал петух.
Погода была пасмурная. Налетал порывами холодный, сырой ветер. С рынка еще доносился шум: скрипели, тарахтели на выбоинах запряженные волами подводы; скрипу их вторили чьи-то восклицания, возбужденные выкрики.
Улица, в конце которой находился дом Сун Ок, вела прямо к реке. По обеим сторонам были расположены ларьки и магазины, а дальше беспорядочно разбросаны дома; одни были покрыты железом и черепицей, а другие — соломой и выглядели как деревенские избы. Каждый дом имел небольшой приусадебный участок.
Волостной центр, о котором идет речь, нельзя было назвать ни деревней, ни городом. Он был чем-то средним между ними: городом, похожим на деревню, или деревней, похожей на город.
За городком высилась гора, густо поросшая лесом. Городок огибала маленькая речка. И в какое время ни взглянешь на этот городок, на гору, на речку — всегда откроешь новую, необъяснимую прелесть в здешнем своеобразном, пейзаже.
Когда корзинка с пакетиками опустела, раздалось завывание сирены, оповестившей горожан о том, что настал час обеда.
— Уже двенадцать, — сказала Сун Ок, разгибая спину. — Ну, хватит. Пойдем домой.
Прихватив с собой лопату и грабли, Сун Ок и ее племянница направились в дом. Через минуту Ин Сук показалась в дверях с глиняным кувшином на голове: девочка пошла за водой.