Она крепко полюбила своего будущего зятя и относилась к Дон Су, как к родному сыну. Приготовив какое-нибудь вкусное блюдо, она тотчас же звала к себе Дон Су. Она сшила зятю рубашку из материи, которую купила в праздник Чхусок. Получилась отличная рубашка! Когда Дон Су начал было из застенчивости отказываться от подарка, мать Сун И отчитала его:
— И не стыдно тебе, Дон Су? Это раньше родителей жены ни во что не ставили. А теперь другие времена. Не к лицу нам жить по-старинке! Что зять, что сын — какая разница! Грех тебе отказываться от одежды, сшитой твоей тещей! Твоя мать шьет одежду для Сун И, я — для тебя. Так оно и должно быть!
Дон Су не мог больше противиться и с видимым удовольствием надел подаренную ему тещей рубашку. Мать Сун И, чем могла, помогала Пак Чем Ди и Дон Су в достройке дома. Уж если такая женщина полюбит кого-нибудь, она ничего не пожалеет.
Пак Чем Ди и его жена не знали, как благодарить мать Сун И, всячески старались угодить ей. А она лишь посмеивалась:
— Да что я такого особенного сделала? Сейчас мы живем малость получше, чем вы, вот я вам и помогаю. А когда вы заживете припеваючи, вы меня на забудете. Я вам помогаю от души. Сун И, небось, родная дочь мне.
Семье Пак Чем Ди крепко помог и Куак Ба Ви с женой. Да и другие бэлмаырцы отработали на достройке дома по одному дню. И не успели схватить землю первые заморозки, как новый дом был уже готов. Было капитально отремонтировано и старое помещение: гнилые столбы заменили новыми, стены заново обмазали глиной, крышу перекрыли свежей соломой. Старый дом выглядел теперь так, как будто он был только что выстроен. Больше всех довольна была Кан Нани, с губ ее не сходила радостная улыбка. К середине октября бэлмаырцы закончили сдачу сельскохозяйственного налога, а двадцатого октября Дон Су и Сун И сыграли свадьбу. Событие это взбудоражило всю деревню. Ох, и весело же погуляли крестьяне на свадебном пиру!
Однажды вечером к дому Пак Чем Ди подошел человек, одетый в военную форму, вооруженный пистолетом. Он остановился у плетня, удивленно огляделся и крикнул в открытую дверь:
— Мама!
Жена Пак Чем Ди выглянула на улицу. Увидев военного, она растерялась.
— Мама!.. Вы что — не узнаете?
Военный снял фуражку и низко поклонился жене Пак Чем Ди. Женщина охнула: да ведь эго же ее сын, Дон Ун! Она подбежала к Дон Уну, обняла его и радостно воскликнула!
— Сынок, сыночек мой! А я — то думаю: кто ж это к нам пришел?
Она радовалась так, будто сын ее воскрес из мертвых. Дон Ун, улыбаясь, глядел на мать.
— Как у нас все переменилось, мама! Я уж было решил, что забрел по ошибке в чужой дом.
— Да ведь ты ничего не знаешь! Дон Су женился, и пришлось к старому дому пристроить новый.
Мать постеснялась пригласить Дон Уна, который был для нее почетным гостем, в старое помещение, и хотела провести его в комнаты, где жил Дон Су с женой. Но Дон Ун вошел в старый дом.
— Куда ж это девки-то разбежались? Кан Нани, где ты? Посмотри-ка, кто к нам приехал. Отец и Дон Су, — на ходу объясняла мать Дон Уну, — ушли за дровами. А Кан Нани и Сун И только что тут были.
Мать все говорила и говорила. От радости она не находила себе места.
— Да сядьте же, матушка! Расскажите, как у нас в деревне? Все живы, здоровы?
Дон Ун стал совсем взрослым мужчиной. Он степенно задавал вопрос за вопросом, солидно поглаживая подбородок. Мать не могла насмотреться на него.
Приближался день выборов в уездный и провинциальный народный комитеты. Куак Ба Ви, давно уже заслуживший славу передового крестьянина, был единодушно выдвинут кандидатом в депутаты. День выборов приурочили к годовщине героического выступления студентов Кванчжу против японских поработителей.
Впервые в истории Кореи выборы были основаны на глубоко демократических принципах: в них имели право принимать участие все без исключения мужчины и женщины, достигшие двадцати лет.
Избирательный пункт находился в сарае Куак Ба Ви. Члены союза молодежи и женского союза за несколько дней до выборов привели в порядок и украсили комнату: развесили по стенам плакаты и лозунги, на самом видном месте поместили портреты генералиссимуса Сталина и Ким Ир Сена. За перегородкой были установлены избирательные урны: черная и белая. Так оборудовались в Корее все избирательные пункты.
Деревня оживленно готовилась к выборам.
В эти торжественные для бэлмаырцев дни и приехал Дон Ун домой.
Мать была несказанно обрадована приездом сына, но недоумевала, почему он приехал так неожиданно.
— А у меня как раз выпали свободные дни, — объяснил Дон Ун, — и я попросил директора школы отпустить меня на побывку домой.
И голос, и манера говорить были у Дон Уна совсем как у взрослого. Много ли времени прошло? А он стал совершенно неузнаваем!
Узнав о приезде Дон Уна, к дому Пак Чем Ди потянулись односельчане. Пришли приятели Дон Уна из хутора Твигор и среди них Ю Гым Сук. В обоих комнатах набилось полным-полно народа. Члены союза молодежи наперебой примеряли фуражку Дон Уна, разглядывали его пистолет. В их взглядах, устремленных на товарища, сквозило почтительное удивление.
В прежние времена им, крестьянским детям, об этом и мечтать нельзя было. Любое оружие вызывало в крестьянах страх: винтовки, сабли, пистолеты служили японцам для притеснения и устрашения народа. А теперь оружие может носить простой крестьянский парень: Дон Ун, сын крестьянина из горной деревушки, учится в военной школе, одет в военную форму и скоро будет служить в отряде охранных войск.
Охранные войска! Мощный оплот родины! Молодые бэлмаырцы испытывали радостное волнение… С восхищением поглядывали они на Дон Уна и невольно завидовали ему.
Дон Уна увели в комнату Дон Су, молодежь окружила его, завязалась оживленная дружеская беседа. А бэлмаырцы, оставшиеся в старом доме, без устали хвалили Дон Уна. Он стал настоящим горожанином!
Да, Дон Ун сильно изменился. Голос у него окреп, держал он себя солидно, степенно. «Учиться, всем надо учиться! — говорили крестьяне. — Большая рыба водится а большой воде».
Только поздно вечером разошлись бэлмаырцы по домам.
На другой день Дон Ун встал пораньше, вышел на улицу и побрел по деревне. Прошло всего несколько месяцев, как Дон Ун оставил Бэлмаыр, а ему казалось, что он не был здесь долго-долго!
Он рад был каждому встречному крестьянину. Родные места казались сейчас особенно милыми его сердцу.
Что это с ним происходит? Почему таким прекрасным стал для него родной край? Почему такими чудесными стали люди? Их хочется любить и любить.
Во всем ощущалось могучее биение торжествующей жизни! На что ни взглянешь, все дышит созиданием, источает волшебные животворные лучи, подобно утреннему солнцу, вдохновенному творцу, щедро дарящему надеждой, полному огневой, плодоносящей силы.
Вон там, в низине, расположены рисовые поля, житница деревни. Рис уже убран. Перед каждым домом стоят высокие скирды.
Нищей, обездоленной была деревня до освобождения Кореи. А ныне облик ее неузнаваемо преобразился. Там и тут виднеются обновленные крестьянские чиби. Крытые свежей соломой, они по-праздничному нарядны, весь их вид говорит о счастье хозяев. Перед деревней на поднятой целине широко раскинулись рисовые поля.
Плотина и шоссе, протянувшиеся вдоль реки, окружены зеленой каймой молодых, недавно посаженных здесь тополей, придающих деревне еще большую живописность.
С шумом катит свои бурливые, живительные, словно молоко матери, воды река Апкан. Склоны гор покрыты дремучими лесами. И кажется, что все в природе устремлено к одному: как бы сделать жизнь крестьян еще зажиточней, счастливей.
Прежде клекот быстрой горной реки был похож на надрывный плач: словно это не вода звенела, а стонал в тысячи голосов народ, изнывающий в нищете и горе, — народ, попавший в хищные лапы японских палачей. И покрытые кудрявой зеленью горы с их причудливыми очертаниями выглядели прежде не так, как сейчас: темные, мрачные, словно придавленные к земле, они, казалось, вместе с крестьянами, которых они приютили, проклинали незваных гостей, жаждали избавления от горя, затопившего многострадальный край.