— Что правда, то правда, — согласился Пак Чем Ди. — Господа нас и за людей не считали….. А теперь настали славные времена: мы сами выбираем себе власть! И выберем тех, кого захотим, кого посчитаем достойными!
Старик Ко предался, видимо, воспоминаниям: волнение отразилось на его лице.
— А знаете, дедушка, какой сегодня день? — спросил Сен Дар Хо. Неожиданный вопрос застал старика врасплох; он оторопело вскинул голову.
— Что? Какой такой день?
— Сегодня годовщина забастовки корейских студентов в Кванчжу! Семнадцать лет тому назад, в городе Кванчжу, провинции Южная Чолла, японские гимназисты пытались обесчестить корейских студенток. Местное столкновение переросло вскоре во всекорейское движение сопротивления японским колонизаторам. По всей стране вспыхнули забастовки студентов, рабочих; возникли арендные конфликты. Развернулась народная борьба, вселившая страх в сердца наших врагов! Японцы жестоко подавили патриотическое движение; тысячи корейских патриотов поплатились жизнью! Наш народ никогда не забудет третье ноября!
— Поэтому, верно, выборы и назначили на сегодняшний день! И правильно сделали!
— Да, памятные события произошли семнадцать лет назад. Но не меньшее значение имеют и сегодняшние выборы. Мы сегодня отмечаем двойную дату! И нужно отметить ее достойно!
Стрелка медленно подвигалась к шести часам, и все больше народу скапливалось у избирательного пункта. Пришли избиратели и из поселка, и из окрестных деревень. Коротали время на свежем утреннем воздухе; оживленно беседовали между собой.
Пробило шесть часов. Настала пора приступать к голосованию.
— Товарищи! Пускай первыми проголосуют старейшие из избирателей! — предложил Сен Дар Хо.
— Тогда начнем мы с моей старухой! — Старик Ко оглянулся по сторонам.
— Ладно, голосуйте сначала вы двое. А остальные станьте в очередь!
Старик Ко с женой вошли в помещение избирательного пункта, показали свои паспорта члену комиссии. Тот отыскал их фамилии в списках избирателей, сверил данные и вручил им бюллетени. Пройдя за перегородку, где стояли белая и черная урны, старики направились прямо к белой урне и опустили в нее бюллетени. Это значило, что они проголосовали «за».
Старик Ко чувствовал себя, как студент на экзамене. Он так сильно волновался, что забыл даже, в какую дверь следует выйти, и побрел было обратно, ко входу.
— Дедушка, выходить надо в другую дверь!
Старик машинально повернулся и зашагал старческой походкой к выходной двери.
Избиратели двинулись к столу, за которым сидел член комиссии, выдающий бюллетени. Крестьяне выбирали впервые, все им сегодня было в диковину. Они аккуратно выполняли указания членов комиссии и не на шутку тревожились: как-то пройдут выборы?
На избирательном пункте царило праздничное оживление. Каждый постарался одеться понаряднее, девушки и женщины выделялись своими разноцветными юбками и кофтами.
Проголосовавшие, выходя из комнаты, где находились урны, перебрасывались веселыми репликами:
— Гляньте-ка! Ну, прямо настоящий праздник! Оделись, как на гулянку! Эх, музыки не хватает!
— Эй, музыканты! Тащите сюда свои инструменты!
Сун Ок и мать Сун И успели проголосовать одними из первых.
Вскоре возле избирательного пункта раздалась веселая музыка. Музыкантов окружила молодежь.
К этому времени вернулся из соседней волости Куак Ба Ви. Крестьяне обрадовались ему, начали расспрашивать, как проходило голосование на других участках.
До позднего вечера веселились бэлмаырцы. Ровно в полночь были вскрыты избирательные урны. За исключением единичных бюллетеней, все были поданы за народного кандидата — Куак Ба Ви.
Глава десятая
Вот что такое счастье!
На проведенных третьего ноября демократических выборах народ одержал крупную победу. В выборах участвовало 97,99 процента всех избирателей. Такие результаты до сих пор были возможны только в Советском Союзе. Выборы в Северной Корее продемонстрировали перед всем миром единодушие, сплоченность корейского народа.
Куак Ба Ви был избран в депутаты. Трудно передать словами, какое волнение охватило его, когда он узнал об этом. Правда, кое-кто проголосовал против его кандидатуры. Но это ничтожное меньшинство не могло повлиять на исход выборов. Тайные злопыхатели только разоблачили себя как злобные враги народной власти.
Успешное завершение выборов бэлмаырцы решили отметить самоотверженным трудом.
В деревне развернулась работа по ликвидации неграмотности. Бэлмаырцы посещали по вечерам школу для взрослых, курсы корейского языка. Сели за букварь и мать Сун И, и жена Пак Чем Ди. Вместе с дочерьми и сыновьями пожилые крестьяне учили наизусть тексты, старательно выписывали новые слова. Они многого не знали прежде, и это не раз заставляло их смущаться.
С особенным усердием принялась за учебу мать Сун И.
Однажды, с месяц назад, она отправилась в город Ендон за рыбой. На базаре рыбы было много. Мать Сун И переходила от одной бочки с рыбой к другой и не заметила, как на базаре появилось несколько работниц женского союза с повязками на руках. У каждой из них был букварь. Они подходили к крестьянам, пришедшим за рыбой, спрашивали их о чем-то и делали какие-то пометки в тетрадях.
Мать Сун И сначала не придала этому особенного значения: мало ли кто приходит на рынок! Она продолжала спокойно и неторопливо бродить по рыбным рядам. Но потом прислушалась к разговорам, и сердце у нее екнуло. Женщины, оказывается, записывали тех, кто был неграмотным. А что, если эти женщины подойдут сейчас к ней, к матери Сун И? Она с тревогой оглянулась вокруг. Переписчицы задержались в это время возле одной из крестьянок. Та, видимо, тоже, как и мать Сун И, была неграмотной и смущенно отвечала на вопросы.
Забыв о рыбе, мать Сун И бросилась наутек. Она бежала так, как будто за ней кто-нибудь гнался. Но вскоре ей пришлось остановиться: у нее перехватило дыхание. Сердце сильно колотилось, словно хотело выпрыгнуть из груди.
Мать Сун И пришла, наконец, в себя. И рассмеялась тихонько. Чего это она бежать вздумала? Что она — преступник какой, что ли?
Но тревога не проходила. Сомненья одолевали мать Сун И. Она дожила уже до сорока лет, а до сих пор не знает грамоты. Не знает того, что известно каждому школьнику!
Прежде она высмеивала «грамотеев», особенно тех, кто вышел из бедных семей. «Видать, грамота и довела его до нищеты!» — зло подшучивала мать Сун И. Больше всего в жизни она ценила деньги. Без грамоты обойтись можно, а вот без денег — не проживешь!
А сейчас мать Сун И с завистью смотрела на грамотных, «ученых» людей.
Да, времена стали другие. Жизнь идет вперед, а она, мать Сун И, цепляется за старое.
В годы японского господства закоренелые преступники и злодеи умели отлично устраиваться в жизни! И никто не ставил этим негодяям в вину, что они неграмотны. А люди образованные не только не пользовались расположением японцев, но подвергались преследованиям за «свободомыслие». И мать Сун И простодушно верила, что знания не приносят счастья.
Сейчас же, когда все большее значение приобретала грамота «кунмун»[78] людям, не знающим родного языка, трудно было идти в ногу с временем.
Неграмотность подобна слепоте. Не зная грамоты, не сумеешь разобраться в происходящих вокруг событиях. Жизнь неграмотного, как и слепого, — это жизнь во мраке.
А мать Сун И ничего и не подозревала о своем недуге! Другие учились, а она оставалась невеждой. Она сейчас горько раскаивалась в этом.
Летом, после ссоры с Сун Ок, Мать Сун И словно прозрела: она поняла, что вся ее прошлая жизнь была пустой и никчемной. И она с жадностью потянулась к новому.
Но ей мешала неграмотность; мать Сун И блуждала по жизни словно в потемках. И она твердо решила покончить со своей неграмотностью.
78
Кунмун (грамота простого народа) постепенно вытесняла ханмун — иероглифическую письменность.