Куак Ба Ви решил выложить хозяину все, что накопилось у него на душе за долгие годы батрацкой жизни.
При первых же словах батрака Ко Бен Сан изменился в лице; у него затряслась нижняя челюсть.
— Да что ты говоришь, подумай! Когда же я так жадничал?
— Всю жизнь, хозяин… Не жил бы я в вашем доме, не видел бы все своими глазами, люди еще могли бы подумать, что я вру. А ну, вспомните-ка! Прошлой осенью вы нашелушили тысячу с лишним маров риса. Куда вы все это девали? Сколько крестьян голодало у нас в деревне, а дали ли вы кому-нибудь хоть один мар? И это не жадность? И я еще говорю неправду?..
Слова Куак Ба Ви задели помещика за живое. Но он уже не кричал теперь — боялся, как бы кто не услышал их разговора, принявшего для Ко Бен Сана опасный оборот, а только шипел злобно:
— Что ты болтаешь, негодяй! Замолчи сейчас же!
— Нет, хозяин! Раз уж зашел такой разговор, я вам все выложу!.. Хватит и того участка, который вам оставили. И вы должны поблагодарить нас за него… — Гнев, ожесточение звучали в словах Куак Ба Ви.
Ко Бен Сан с минуту молча смотрел на Куак Ба Ви.
— Так, по-твоему, я жаден… Ну, ладно, не хочешь вернуть мне землю — не надо… Но как ты смеешь дерзить мне? — Видя, что Куак Ба Ви не уломаешь, Ко Бен Сан снова пришел в ярость. — Как у тебя язык поворачивается говорить мне все это?.. Ты уж совсем потерял голову. На кого ты надеешься, негодяй?
Куак Ба Ви усмехнулся и пожал плечами.
— Ни на кого не надеюсь… Это вы надеялись всегда на свое богатство… Важничали, похвалялись им… А таких, как я, и за людей не считали.
— Ого!.. Посмотрите-ка, люди, каким стал у нас Куак Ба Ви! Но каким бы ты ни стал, ты не должен так говорить со мной! Подумать только — отобрал землю у своего хозяина и еще читает ему нравоучения!.. Ах ты, сволочь этакая!
Ко Бен Сан уже не сдерживал себя: он кричал во все горло. Размахивая дымящейся трубкой, он бросился к Куак Ба Ви. Куак Ба Ви выступил вперед и крепко сжал кулаки.
— Нечего вам кричать, хозяин!.. Ваше время прошло! И я сейчас не тот Куак Ба Ви, с которым при японцах всякий мог делать, что ему угодно!
— Ага, значит, теперь ты кичишься да похваляешься! Думаешь, пришло твое время? Ну, это мы еще посмотрим! Посмотрим, чья возьмет! — истерически выкрикнул Ко Бен Сан. — Вон из моего дома, негодяй! Видеть не хочу твою поганую рожу! Нечего мне тут с тобой рассуждать!
— Не беспокойтесь, хозяин, я сейчас уйду. Даже если б вы и уговаривали меня остаться, я все равно ушел бы.
— Ну, конечно… Как только вышла у хозяина последняя риса горсть, из дома вон гость… Ну, иди, иди… Что ж до платы за твою работу, то я пока ничего не могу сказать. Надо еще подсчитать, сколько ты у меня забрал денег.
Куак Ба Ви смерил Ко Бен Сана презрительным взглядом, круто повернулся и, с сердцем хлопнув дверью, вышел на улицу.
Он решил пойти в дом к матери Сун И. Когда он рассказал о том, что произошло между ним и хозяином, все, кто был в доме, сочувственно закивали головами.
— Что и говорить, с таким, как твой хозяин, трудно поладить, — сказал отец Сун И. — Ну что ж, Куак Ба Ви, оставайся у нас…
И Куак Ба Ви поселился в семье Сун И; утром следующего же дня он понес на рынок дрова, чтобы заработать хоть немного денег.
Ко Бен Сан хотел одурачить Куак Ба Ви и выудить у него свою землю, а получилось так, что он разоблачил себя перед всей деревней. И главное, некому было пожаловаться, излить накопившуюся в душе горечь. События последних дней вконец расстроили Ко Бен Сана; он заметно похудел.
Однажды он вызвал к себе своего двоюродного брата Ко Хан Сана и заперся с ним в одной из комнат.
— Вот что, брат, — сказал он Ко Хан Сану, — у тебя тоже положение не лучше моего. Можем ли мы допустить, чтобы у нас отобрали собственную землю? Любой ценой мы должны вернуть ее обратно!..
Ко Бен Сан искоса следил за тем, какое впечатление произвели на брата его слова. Услышав унылую речь своего прижимистого братца, Хан Сан усмехнулся.
— Все это верно… Но ведь земля конфискована у помещиков по закону. Как же можно вернуть ее?
— А вот как… Положение действительно скверное; но если есть хоть какая-нибудь возможность, мы должны использовать ее до конца. Надо действовать, а не сидеть сложа руки… Или ты хочешь, чтоб я спокойно смотрел на все это: на, мол, бери мое добро, делай с ним что хочешь?.. Так, что ли, по-твоему? Нет, это не годится… А теперь слушай внимательно, что я тебе скажу. Мы будем писать жалобу.
Хан Сан удивленно поднял брови: этого он никак не ожидал услышать.
— Кому же вы собираетесь писать жалобу?..
— Понятно, кому. Кто распределял землю? Сельский комитет. Туда мы и напишем. Как я ни ломал голову, ничего другого не мог придумать. Я уж советовался по этому поводу с Тю Тхэ Ро; он со мной согласен. Но я хочу услышать твое мнение. — Ко Бен Сан вплотную придвинулся к брату и вопросительно заглянул ему в глаза, словно все зависело только от него.
— Что ж, — раздумчиво сказал Хан Сан, — может, что и выйдет из этого.
— Вот я и прошу тебя составить жалобу. Да напиши так, чтоб любого за сердце тронуло. Правда, Тю Тхэ Ро говорит, что унизительно для нас подавать жалобу мужикам. Да разве можно с этим считаться: ради дела на все пойдешь. Верно я говорю?..
— Правильно! Я напишу жалобу от вашего имени и от имени Тю Тхэ Ро.
— Вот-вот. Подписи-то солидные.
Ко Бен Сан весь сиял от радости, словно ему уже вернули землю.
— Посиди-ка у меня еще немного… Поговорим, пока обед будут готовить. Вместе и пообедаем. Расскажи мне, — он заговорщически понизил голос и вперил в брата испытующий жадный взгляд, — как дела на Юге?
— Да говорят, там помещики могут и сейчас покупать и продавать землю сколько душе угодно, как при японцах. Там все по-старому.
— Так и должно быть! Где ж это видано, чтобы отбирали собственную землю?!
— Говорят, один пхён рисового поля стоит там больше ста вон! И цена на землю все растет!
— Сто вон! Погоди, погоди… Это значит, что, скажем, за сто пхёнов я мог бы выручить десять тысяч вон, за тысячу пхёнов — сто тысяч вон, а за десять тысяч пхёнов — миллион! Подумать только: за мою землю — целый миллион!.. И эту землю у меня отбирают!
У Ко Бен Сана от жадности сузились глаза, приоткрылся рот, перекосилось все лицо, когда он представил себе, какое богатство ускользает из его рук.
— Да если даже и скинуть половину, все равно — пятьсот тысяч вон получается! — сказал Хан Сан. — И будь ваши земли на Юге, деньги были бы у вас в кармане.
— Ну, как мне себя не чувствовать обиженным, брат! — продолжал сокрушаться Ко Бен Сан. — Добро бы отобрали у меня землю да дали бы за нее выкуп, заплатили бы по той цене, какая сейчас на Юге… Сидел бы я тогда себе смирненько и не вмешивался в их дела… Но где же тут правда, когда у тебя забирают всю землю и ничего не платят! Разве можно с этим примириться? Нет, при японцах нам, помещикам, жилось куда вольготней! Правда, во время войны немного налоги беспокоили. А все же — какая благодать была…
— Теперь понимаете, брат, почему на Юге помещики поддерживают правительство Тэхан[18]? Почему они за Ли Сын Маном идут? Он ведь гнет прежнюю линию.
— И правильно делает! А у нас тут какие-то законы выдумывают! Ну, это им так не пройдет! Так ты, брат, постарайся, поискусней составь жалобу.
— Только для вас, брат! Все силы приложу.
Придя к себе домой, Ко Хан Сан принялся сочинять жалобу. Долго он пыхтел над ней, напрягая все свои умственные способности. В творческих муках прошла вся ночь. И вот перед нами плод его напряженного, упорного труда.
18
«Великая Корея» — наименование Ли Сын Маном своего марионеточного режима в Южной Корее.