Сун Ок с заботой и нежностью взглянула на мужа.
— Может, поесть хотите? Я суп подогрею.
— Не надо, не беспокойтесь. Вместе позавтракаем.
— Ну, опохмелиться-то вам следует!
Сун Ок поднялась с постели, привела себя в порядок и вышла из комнаты. Она разбудила Ин Сук и, надев передник, пошла на кухню.
— Сун Ок, не нужно мне ничего! — крикнул ей Куак Ба Ви. — Идите сюда, посидим, поговорим. Чего мне опохмеляться: голова у меня не болит!
Куак Ба Ви досадовал на себя, что разбудил жену. А теперь вот по его вине она, поднявшись спозаранку, возится на кухне…
Не знает он, видно, как она его любит. С какой радостью все делает для него.
Сун Ок до сих пор не знала чувства подлинной любви.
Прежний ее «муж», Юн Сан Ер, играл с ней порой в любовь. Но влекло его к ней только желание утолить свою похоть. Разве он относился так, как муж? Игрушкой была она для него.
А Куак Ба Ви — ее настоящий муж. Она сама выбрала его из многих и полюбила крепко и сильно. Гордость за него и за себя переполняла ее сердце. Наконец-то она обрела свою семью! Сун Ок будет верна своему мужу.
Подобным же чувством был охвачен и Куак Ба Ви. Но сказать об этом он не сумел бы, наверно, никому, даже ей… Откуда взять ему теплые, нежные слова? Не привык к ним Куак Ба Ви.
Убрав постель, Куак Ба Ви вышел из дому. Он взял метлу и принялся подметать двор.
Мать Сун Ок приоткрыла дверь и, увидев Куак Ба Ви за работой, всполошилась, всплеснула руками.
— Да что ж это вы делаете-то, детки? На что это похоже? Скорей, скорей обратно в комнату!
— Вы, мама, все за старые обычаи цепляетесь? — смеясь, откликнулась из кухни Сун Ок. — С утра поработать и полезно и приятно!
— Обычай, не обычай, а хоть один денек должны же отдохнуть молодые!
Ин Сук, одевшись, заторопилась в кухню помогать Сун Ок.
Старуха попыталась силой отнять у Куак Ба Ви метлу, уговаривала его вернуться в комнату. Наконец он сдался и, умывшись, прошел в дом.
Ему принесли стол; он выпил рюмку сури и опорожнил чашку горячего супа.
— Я вот о чем думаю, муженек, — сказала Сун Ок, подсев к Куак Ба Ви. — Из ваших бэлмаырцев на свадьбе почти никого не было. Может, наварим мы лапши да пригласим их, а? Живете вы в одной деревне, а выходит — обошли мы их. Неудобно как-то.
— Это было бы неплохо. Да ведь не по карману нам, — смущенно проговорил Куак Ба Ви.
— Об этом не беспокойтесь! Все будет в порядке. Так что сходите-ка после завтра в Бэлмаыр да пригласите ваших односельчан к обеду.
— Думаете, мы сможем это устроить?
— Хороший обед приготовить трудновато. Но ведь у нас от вчерашнего дня много осталось. Добавим лапши, вот и хватит на всех угощенья! Ничего, выкрутимся как-нибудь…
Доброта Сун Ок тронула Куак Ба Ви.
В воздухе чувствовалось веяние холодного весеннего ветерка, осыпающего ранние цветы. Гомон в саду смолк. Воробьи, только что задававшие в ветвях груши громогласный концерт, куда-то исчезли. Видно, в поисках завтрака перелетели в другое место.
Белоснежный наряд груши светился под лучами солнца.
После завтрака Куак Ба Ви отправился в Бэлмаыр, а Сун Ок, позвав свою соседку, жену Ким Чем Ди, занялась приготовлением обеда. Они принесли из столовой лапшу, подкупили кое-чего на рынке.
С утра пришел Кан Са Гва с семьей и просидел у Сун Ок до самого прихода гостей. Со вчерашнего вечера он находился в приподнятом настроении. Его огорчало лишь то, что не с кем ему было побалагурить да поразглагольствовать. Так и не подыскав себе слушателя, он усадил рядом с собой свою жену и начал выкладывать ей все, что приходило ему в голову: начиная с житейских былей и небылиц и кончая древнейшими сказками.
Только он собрался уходить, как в комнату вошли шумной гурьбой Куак Ба Ви и его односельчане.
Жена Кан Гюна помогала Сун Ок и жене Ким Чем Ди накрывать столики для гостей. Сам Кан Гюн заглянул к Сун Ок лишь в полдень, воспользовавшись обеденным перерывом.
Бэлмаырцев было около двадцати человек. Все близкие приятели Куак Ба Ви: Сен Дар Хо, Тё Дэ Мо, Пак Чем Ди, Тю Тхэ Вон, Ко Сен До, Квон Чир Бок.
Когда все собрались, хозяин вынес гостям столы с обедом. На столиках, поставленных в ряд и покрытых бумагой, красовались аккуратно разложенные закуски.
Для многих бэлмаырцев все это было в диковинку, и они смущенно переглядывались. С нескрываемой завистью смотрел Ко Сен До на Куак Ба Ви, с которым они вместе вели холостяцкую жизнь. От души завидовал он счастливцу и стыдно ему было за себя.
В прежние времена, какими бы способностями человек ни обладал (имей он хоть семь пядей во лбу), но если он был тружеником, — не мог продвинуться в жизни. Наоборот, его старались втоптать в грязь. И пусть пылало в его сердце жаркое пламя любви к родине, желание отдать свои силы, всего себя народу, его отталкивали с презрением, и его силы, его способности пропадали впустую: он был лишен возможности применить их полностью.
Если же человек принадлежал к привилегированным классам общества, — будь он хоть последней тупицей и бездарью, — то легко продвигался по служебной лестнице вверх и получал, спекулируя на давно истлевших костях своих предков, самые наивысочайшие посты.
Такие люди знали в совершенстве только одно дело: всячески притеснять народ, бесчеловечно грабить его и набивать свою ненасытную утробу.
При старом, гнилом строе самородки, талантливые выходцы из народа преследовались, подвергались гонениям и унижениям.
Кто вершил делами в деревне Бэлмаыр до освобождения Кореи? Представители имущего класса, презренные ставленники японских оккупантов, а по сути дела — отребье человеческое. Всеми правдами и неправдами старались они сколотить себе капитал; в глазах их, словно у голодных волков, вечно сверкала жадность; лебезя перед своими хозяевами-японцами, они беззастенчиво обкрадывали, грабили, обманывали простых корейских тружеников.
Крестьяне несли на себе двойное ярмо; они гнули спину и на собственных помещиков, и на колонизаторов-японцев. Каждый новый день приносил с собой лишь новые лишения; жизнь была тягостной и беспросветной.
Рабство экономическое, рабство политическое усугублялось культурной отсталостью. Крестьяне обречены были на темноту и невежество.
Новый строй — строй народной демократии — открыл перед народом светлые, радужные перспективы. Зарытые в землю таланты могли теперь развернуться во всю!
Щедро раскрывались таившиеся прежде под спудом способности Куак Ба Ви. Он показал себя честным, самоотверженным тружеником. Для Куак Ба Ви и других крестьян интересы родной деревни и государства слились воедино. Поэтому-то и смог Куак Ба Ви проявить благородную инициативу в деле поднятия целины, поэтому-то так горячо поддержали его односельчане. Он показал достойный пример, и они последовали за ним. Он работал с энтузиазмом и увлек за собой всех.
Это было мощное, все сметающее на своем пути, ломающее вековые устои народное движение, в которое вливались все новые и новые силы.
Естественно, что к Куак Ба Ви относились теперь по-иному, чем прежде. Даже те, кто бывало смотрел на него свысока и подсмеивался над ним, прониклись к нему уважением, старались подражать ему, увидели в нем нового человека и пошли за ним.
Чем больше росла популярность Куак Ба Ви, тем больше людям хотелось знать его прошлое. Находились и такие, которые сочиняли всяческие фантастические истории, героем которых был Куак Ба Ви. Биография Куак Ба Ви обрастала легендами, а сам он становился чуть ли не сказочным героем. И здесь, на свадьбе, иные гости, многозначительно кивая головами, говорили, как о вполне достоверном, что Куак Ба Ви в молодости был партизаном. Убил кучу японцев, а потом, в связи с изменением обстановки, переменил фамилию и укрылся в деревне…
Тю Тхэ Вон даже рассказал как бы к случаю историю о Цой Чир Сене из Чхорвона, многозначительно поглядывая на Куак Ба Ви, словно эта история и впрямь имела какое-то отношение к нему.