— Ох-хо-хо! Ну и дела!.. Поступай как хочешь, дочка, только оставь меня в покое!
И на лице у старика появилось выражение полного безразличия.
Гым Сук, взяв корзинку с сачжу, тут же отправилась к Ко Бен Сану. Ко Бен Сан сидел в это время у себя в комнате. Увидев Гым Сук, он удивленно воскликнул:
— Вот не ожидал! Что случилось?..
— Да нет, ничего не случилось. Вот принесла вам обратно сачжу, — сказала Гым Сук, ставя перед Ко Бен Саном корзинку. — Думала я, думала и решила, что лучше всего отказаться от сачжу. Мы не можем нарушать новый закон.
— Что-о? Что ты такое мелешь? Расторгаешь помолвку? А я — то думаю: что она такое несет?
— Да. Расторгаю.
Внук Ко Бен Сана, сидевший на пороге внутренней комнаты, вскочил вдруг на ноги и, размахивая кулаками, полез на Гым Сук.
— Ты, что, окаянная девка, думаешь, будет по-твоему? Как бы не так! Ведь насчет свадьбы не ты, а родители твои решили!
Ко Бен Сан рукой отстранил распетушившегося внука, прикрикнув на него:
— Ты, паршивец, помалкивай! Не твоего ума дело!
Гым Сук с гневом обернулась к жениху.
— Что ты ругаешься? Подумай хорошенько: что это за женитьба в твоем возрасте?
Она круто повернулась и вышла со двора. Все это было настолько неожиданным, что ошеломленный жених долго не мог выговорить ни слова. Кончилось тем, что он заплакал.
— Ну, погоди, скверная девка! — всхлипывал мальчик, размазывая кулаками обильно катившиеся по щекам слезы. — Все равно, убью я тебя!
— Да перестань ты реветь! На кой чорт сдалась нам эта девчонка! Ох, стоило появиться на деревне женсоюзу или как там его… и все девки посходили с ума! Вконец испортились!
Ко Бен Сан пытался утешить внука, но ему и самому было не по себе… Он сокрушенно покачал головой и пробормотал:
— А все чьих рук это дело?.. Куак Ба Ви да его ненаглядной женушки, Тен Сун Ок!.. Выбрали ее в председатели этого самого — что б его чорт побрал! — женсоюза, и с тех пор пошел в головах у наших девок ветер гулять! Тьфу! Вот еще напасть свалилась на нашу голову! Теперь сраму не оберешься…
Но сокрушайся — не сокрушайся, а дела этим не поправишь! Словно желая выместить злобу на ни в чем не повинном табаке, Ко Бен Сан яростно попыхивал трубкой, то и дело набивая ее.
Одна за другой сыплются на него неприятности. Сначала появился закон о земельной реформе. Потом стали носиться с законом о труде. Чорт его знает, что это за закон. Его, говорят, для рабочих и служащих выдумали. Ну и бес с ними, пусть тешатся; Ко Бен Сану от него ни тепло, ни холодно. Но мало этого — вышел закон о натуральном налоге. Теперь нужно отдавать государству четверть урожая! Крепкое слово само на язык просится… Ну да ладно. И это еще можно было бы кое-как стерпеть… Но на кой чорт понадобился им еще паршивый закон о равноправии женщин? Не будь его, девчонки не посмели бы задирать нос! Интересно, каким еще законом собираются нас порадовать? Может, издадут такой, по которому можно будет получить обратно конфискованную землю? Вот хорошо-то было бы! Да где уж там, ничего и похожего нет. Того и гляди, еще какие-нибудь неприятности свалятся на мою голову!.. Погруженный в самые мрачные думы, Ко Бен Сан на чем свет стоит ругал существующий строй. Почувствовав, наконец, что больше так сидеть он не в силах, Ко Бен Сан сорвался с места, чуть не опрометью выбежал на улицу и помчался по направлению к рисовому полю, словно оно могло помочь ему.
Скороспелый рис рос густо, стал темно-зеленым. Посаженные на суходольных полях овощи и злаки буйно разрослись. Весна в этом году началась обильными дождями, и воды на плантациях было достаточно. Это позволило своевременно высадить рассаду даже на тех участках, для которых обычно использовались талые воды. В низине, на вновь поднятой целине, широко раскинулись плодородные, покрытые водой рисовые поля. Загляденье!
Каждый раз, когда Ко Бен Сан видел преображенную землю, у него в ярости сжимались кулаки, а в глазах вспыхивала злобная зависть, словно обошли его в чем-то, обделили, обидели, нанесли жестокий удар!.. Ох, как хотелось ему в эти минуты, чтобы северное русло речки пересохло и рисовые поля превратились в выжженный солнцем пустырь!
Но нынче, как назло, воды было много, члены тхуре раньше всех высадили рассаду… У Ко Бен Сана при одной мысли об этом все внутри переворачивалось от злости и зависти.
И сейчас, проходя мимо низины, он почувствовал, как в груди у него закипает злоба. Он зажмурил правый глаз, чтобы как-нибудь ненароком не взглянуть на проклятую целину, и ускорил шаг.
Вдруг он остановился прислушиваясь. Из дома Сун И доносился шум, крик. Там кто-то ожесточенно спорил.
Услышав шум, Ко Бен Сан раздумал идти на рисовую плантацию и свернул к дому Сун И.
— Новый закон! — громко говорил один из спорящих. — Да где же это вы видели такой закон, а? Нет, раз вышла замуж, нравится тебе муж или не нравится, а живи с ним! Что ж из того, что муж молод? Когда выходила замуж, разве она не знала этого? Я скажу прямо: тут не столько она виновата, сколько ее родители! Вы бы припугнули ее: мол, возвращайся к мужу, а если еще раз удерешь от него — ноги переломаем!.. И весь разговор! Тогда она не отважилась бы вас ослушаться! Навек зареклась бы своевольничать! Скажите по совести, не так ли?
— Мы пытались ее вразумить! А она и слушать не хочет! Нет уж, ничего не поделаешь! Времена, видно, такие пришли: девчонки совсем от рук отбились! Просто беда с ними!
Тю Хен Мок, третий сын Тю Тхэ Ро, с пеной у рта кричал на Тяна из хутора Пэдэколь. А тот старался говорить в примирительном тоне, виновато пожимал плечами и все сваливал на «новые времена».
Тю Ен Дюн, племянник Тю Хен Мока, весной позапрошлого года женился на дочери Тяна. Тю Ен Дюну в ту пору едва исполнилось пятнадцать лет, а невеста была рослой восемнадцатилетней девицей: совсем не пара мальчишке. Но родители решили выдать ее замуж, и она не могла пойти против их воли, пришлось примириться со своей печальной судьбой. Девушка переселилась к мужу. Первое время она еще не осознавала полностью всей трагичности своего положения. Но дни шли, девушка взрослела, и все постылей, невыносимей становился для нее муж — глупый подросток! Бессонными ночами, глотая горькие слезы, жаловалась она в темноту на свой печальный девичий удел. Ах, когда же, наконец, этот цыпленок превратится в настоящего мужчину! В минуты отчаяния ей хотелось задушить мужа и убежать из дому. Но закон был не на ее стороне. Закон сурово покарал бы отступницу! И муж, и его родня, и его дом вконец ей опостылели…
Когда становилось уже совсем невмоготу, девушка убегала к своим родным и у них искала утешения.
А однажды утром она решила навсегда покинуть мужа. Когда все ушли на работу, девушка наскоро собрала свою одежду, связала ее в узел и вышла из мужниного дома, чтоб больше туда не возвращаться.
И вот теперь дядюшка ее мужа сидел у матери Сун И и угрожающе рычал на Тяна:
— Да что вы мне пыль в глаза пускаете: «пытались вразумить»… Раз девчонка среди бела дня посмела удрать от мужа, значит она заранее договорилась с родителями! Какое тут может быть оправдание! Уж не хотите ли вы нам взамен вашей дочери еще кого-нибудь всучить?
— Право, я и сам жалею, что так получилось. Я виноват, очень виноват перед вами. Я ведь даже и не знал, что она вернулась домой. Вы не беспокойтесь, я сейчас же пойду и приведу ее обратно.
— Нет уж, увольте! Раз она повадилась бегать от мужа, значит, все равно больше не будет жить у нас. Подберите ей другого жениха: нам такую не нужно! А вот убытки вам придется возместить. Расходы на свадьбу. Несколько кусков холста да несколько семов риса, который вы у нас тогда взяли. Всего больше тысячи вон! Давайте выкладывайте денежки! А не выложите, так мы до центра дойдем, а так этого дела не оставим!
В это время в комнату вошел Ко Бен Сан.
— Из-за чего это вы шум подняли? Я иду мимо, слышу: спорят.
— А, здравствуйте, Ко Бен Сан! Присаживайтесь, пожалуйста! — Тю Хен Мок подвинулся, уступая ему место. — Ох, чего только ни увидишь на белом свете!.. Теперь скрывать нечего, раз вся деревня знает. Жена моего племянника (хотя, к слову говоря, какая она жена!) ушла от него к своим родителям. Ну если уж она решила уйти, почему бы ей не сделать этого открыто? А то она, как воровка, воспользовалась минутой, когда дома никого не было, и унесла с собой не только свою одежду, но и ту, которую ей пошили в доме мужа. Вот я и спрашиваю: зачем понадобилось ей брать с собой то, что ей не принадлежит? Как же можно после этого верить, что тут дело обошлось без участия родителей? Поэтому я и говорю: раз их дочь отказывается жить с моим племянником, они должны возместить понесенные нами убытки!