Квартира у папашки была славная, трехкомнатная и такая просторная, с цацками, с совсем новым видиком, здоровым телевизором и электрическим чайником, который я включал то и дело просто от скуки, потому что у него была совершенно неземная подсветка. Еще я забрался в огромный шкаф-купе с зеркалом во всю дверь и там нюхал вещи, которые отец не удосужился постирать.
А кровать у отца была, как в киношной гостинице, мягкая и с бархатным таким одеялом. И на кухонном столе стояла вазочка с конфетами, а новый холодильник блестел хромированными бочками.
Такое все было, ну такое, я б умер, может, чтобы это увидеть.
Я лежал на мягком ковре, почти тонул в его ворсе и ел шоколадные конфеты "Степ", не то с семечками, не то с орехами, так вкусно было, что я и не понял.
Когда пришел отец, у меня болел живот, за окном все стало совсем темно, пустота черной плесени уже едва различалась. Отец принес мне целый пакет жвачек, но не дал ни одной, запихал их в мою сумку.
— Это в Ивано-Франковске есть будешь. Меня вспоминать.
— А ты не злишься что ли?
— Не злюсь. И помни, что ты русский. Что ты Шустов. Это важно.
Для кого важно я не спросил, потому что отец принялся ругаться на то, что ближайший рейс до Москвы только завтра, и он не сможет меня проводить.
А завтра он ушел на работу, и я поехал в аэропорт с дядей Петей, выглядевшим слишком прилично, чтобы быть папиным другом. На нем был хороший костюм, он ничем не пах, а очки-половинки делали его похожим на университетского профессора. У него было обрюзгшее, красноватое лицо со следами вечных холодов и спокойный голос. Мне дядя Петя сразу понравился, и мы проговорили с ним всю поездку, обо всех странах и континентах, про которые я знал только названия, а он везде был.
На здании аэропорта буквы были красные, как кровь, а сам он был похож на огромный корабль. Из того, что было внутри, в тот первый раз я запомнил только какое-то мифическое количество неудобных стульев и толпень людей, одетых не по погоде жарко, они-то думали, что здесь у нас так холодно всегда, приехали в толстенных пуховиках.
Ну и я ощутил ту страшную тоску по живому, славному существу рядом, сказал:
— Вот дядя Петь, я по вам скучать буду, буду грустить, когда уедете.
Он поправил очки, почесал дурно выбритую щеку и ответил:
— Да мы с тобой аж до Ивано-Франковска еще доедем. Хочешь я тебе бутерброд куплю?
Ему было неловко с чужим, привязавшимся к нему за полчаса ребенком. И человек он был хороший, потому что хорошим людям обыкновенно от всего неловко, от жизни нашей не абсолютно соответствующей их высоким запросам.
А потом мы сидели на неудобных стульях и ели бутерброды с колбасой, и дядя Петя аккуратно выковыривал крупные кусочки жира.
— Жена запретила, — сказал он, заметив мой взгляд. — Вернее, врач. Сказал, мне вредно для сердца.
— Вот папашка бы вам выдал.
И я тоже стал выковыривать из колбасы кусочки, а потом их все съел. И у дяди Пети забрал. Руки у меня долго были скользкие и вкусно пахли.
Там, в аэропорту, гудящем, звенящем, по-морскому шумном, я впервые увидел зверика не из моей семьи. Мимо нас прошла девушка, и мне в нос ударил ее запах — густо потянуло псиной и еще чем-то хлестким, озоновым, так пахнут духи — словно огурцы.
У нас с ней не было ничего общего — она была хорошо одета, прическа у нее была как из журнала, а пухлые губы блестели от помады, я подумал, что она из Москвы. Такая она была далекая, даже когда прошла мимо меня, а пахла душно и вкусно, заграничными духами. И, проходя мимо, едва заметно, но она потянула носом, бросила на меня короткий взгляд, а я смотрел на нее. Такой это был взгляд, я весь от него подтянулся, собрался, заулыбался. Она спрашивала меня одними глазами: все в порядке?
Все было в порядке, и я кивнул ей. Милая, милая девушка, никогда тебя не забуду, решил я. И будешь ты мне — светлый образ детства, московская моя принцесса. Такие мне были мысли.
А дядя Петя, он цокнул языком и сказал:
— Хороша Маша, да не наша.
— А это вам жена не запрещает?
Мы засмеялись.
Она прошла и исчезла, но ничего. Жизнь такая штука, и что ты сделаешь?
— Скоро будет регистрация.
Дядя Петя теребил в потных ладонях папку с документами: доверенность, мое свидетельство о рождении, что там еще было нужно сопровождающему.
— Вот подумают, что я тебя украл.
— Вы тогда в беду попадете? Ой, беды я для вас не хочу. Если скажут, что вы меня украли, я молчать не буду.