Сомнения терзали его вплоть до той минуты, когда дружной стайкой высыпали на улицу кружковцы. Сережка весь превратился в слух.
Смех и выкрики рассеяли тишину. Гулко забухали по каменным плитам кованые сапоги ребят, застучали девичьи каблучки. Заколотилось Сережкино сердце, почему-то вдруг стало не хватать воздуха….
Надя задержалась с Верой Кичигиной — они всегда ходили вместе.
— Мне надо к тете сходить, — глухо сказала Надя.
Сережка обрадовался: «Знаю я эту тетю!»
— Сходим вместе, — предложила Вера.
Сережка возмутился: «Еще тебя не хватало!»
— Да я одна дойду, — отговаривалась Надя.
«Молодец!» — одобрил Сережка.
— Так ведь темно же! Еще напугает кто-нибудь, — настойчиво говорила Вера.
«Пусть только кто-нибудь попробует!» — сжал кулаки Сережка.
— Ничего, доберусь. Я смелая…
— Ну, как знаешь… — донесся до Сережки обиженный голос Веры. — Клава, подожди! Вместе пойдем. Мой кавалер забастовал!
Сейчас, вот сию секунду придет Надя…
Сережка заклинал сам себя: «Трубников, уйми сердце, Трубников, возьми себя в руки! Ведь ты же находчивый и смелый парень!»
Но легко так думать, легко так говорить…
Вот Надя свернула с каменной панели, чтобы глуше стучали каблуки. Совсем ненужная предосторожность.
Вот она совсем близко.
— Сережа!.. — позвала она тихо.
Если бы сердце не билось так оглушительно, Сережка, наверное, услышал бы и Надино дыхание, прерывистое и взволнованное. Сережка даже не мог произнести короткое слово «Наденька!». Он кашлянул. Надя оказалась рядом с ним.
— Что же ты не отзываешься?
— Да вот папиросу гасил…
— А она горит вовсю. Чудак!..
Сережка совсем растерялся. Эх, надо бы посоветоваться с опытными ребятами: о чем говорят в таких случаях с девушкой? Санька Брагин, наверно, знает. Да и для Андрея Панкова это, пожалуй, не тайна. Но, как это часто бывает, нужные, просто необходимые мысли приходят с большим опозданием. Может быть, надо взять Наденьку под руку? Да как возьмешь, если только чуть-чуть коснулся ее — как всего с ног до головы обдало жаром?
Они шли рядом, изредка, как будто нечаянно, касаясь локтями.
Над зубчатыми вершинами гор поднялась луна, вечная спутница земли и влюбленных. Все окружающее стало выглядеть таинственно. Приземистые домишки притаились, как будто приготовились подслушивать и подглядывать: о чем станут говорить и что будут делать эти двое, смущенные своим первым свиданием в жизни?
Сережка и Надя молчали, как будто соревновались, кто кого перемолчит.
Юность, юность, до чего ты чиста и хороша!..
Вот идут двое. Они самые счастливые люди на свете уже от одного того, что идут рядом. Им молчание не в тягость. Взглянут только, встретятся смущенными и счастливыми глазами, и эти торопливые взгляды говорят так много, что можно обойтись и без слов.
Идут они, и кажется им, что весь мир создан только для них. Эта ночь с молодой и яркой луной, далекие звезды, чуткая тишина с неясными и таинственными шорохами, отдыхающий после трудового дня город в гирляндах электрических огней, металлургический завод, не смолкающий даже ночью, — все это создано для них, для Сережки с Надей, чтобы им было хорошо и радостно. Разве это не так? Луна и звезды освещают им извилистую дорожку. В городе живут тысячи таких же парней и девчат, и они тоже не спят. Сколько пар бродит в эту теплую ночь по улицам, выбирая самые укромные уголочки! Ну, разве не для них создан мир, вся вселенная с ее звездами и планетами?
Так думал Сережка, так думала Надя, но она не могла долго думать об одном. Она вдруг рассмеялась. Сережка спросил:
— Смешинку проглотила?
— Про тебя вспомнила.
— А что вспоминать? Я же тут.
— Вспомнила, как ты сочинял ребятам разные истории. Смех один.
— Откуда ты знаешь? Подслушала?
— Может быть…
Они засмеялись и сразу испуганно смолкли: а вдруг кто-нибудь подслушивает их? Стали говорить вполголоса. Говорили обо всем, перескакивали с одного на другое. Говорили, может быть, только для того, чтобы услышать голос друг друга. Сережка спросил:
— А где эта Вера работает?
— Кичигина? Да у нас, в токарно-механическом. Она у нас и токарь и профсоюзный деятель.
— Девчонки на заводе всю власть захватили. У вас Кичигина, у нас — Бояршинова.
Надя повернула разговор в другую сторону:
— Вредная эта ваша Бояршинова. Голосовала, чтобы меня из комсомола вышибли…