Матвей был человеком прижимистым. Из деревни он уехал года за два до коллективизации, когда только еще начались разговоры о сельскохозяйственных артелях. Цепкий ум помог ему довольно быстро освоить мартеновское дело. Хорошие заработки и прикопленные деньжата позволили завести хозяйство, которое ничем не уступало кулацкому. Жена и обе дочери превратились в обыкновенных батрачек. В конце концов младшей дочери Фросе надоела возня с коровами и свиньями. После большого семейного скандала она устроилась в цех ширпотреба. Матвей грозил яростно:
— Воздеру! Запорю!
Фроська отрезала:
— Попробуй только! Уйду из дому!
Матвей смирился.
Все это произошло перед самым Санькиным приездом. Не будь этого скандала, Матвей и не вспомнил бы о своем дальнем родственнике. Но двум женщинам было не под силу огромное хозяйство. Работник был необходим. Если взять со стороны, не оберешься лишних разговоров. Со своим спокойнее. Так в доме появился Санька.
Теперь и он устроился на завод. Это озлило Матвея. Он просто не мог видеть своего племянника. Был доволен, что Санька целыми днями пропадал то на работе, то в разных кружках. Потом и этому неожиданно пришел конец. Начальник мартеновского цеха вызвал Черепанова и сказал:
— Так вот, Афанасьевич: послезавтра вступает в строй наша седьмая печка.
Хотя и старался Красилов быть спокойным, но слишком большой была радость. И поэтому в его голосе звучали торжественные нотки.
Черепанов понимал, что и ему нельзя оставаться равнодушным.
— Добрая весточка, — прогудел он.
— Ну, вот… С твоей и Панковской печек мы забираем по три подручных. Не возражаешь?
— Зачем возражать — дело нужное…
— Точно, брат! А взамен дадим вам ребят из шихтарника и литейного зала. Учить придется.
— Что ж… Мы не против.
— Так вот: Кузнецова мы у тебя забираем, а вместо него назначаем Брагина Александра. — И неожиданно громко крикнул: — Валя, Брагина сюда!
В дверях появился Санька.
— Я вас слушаю, товарищ начальник цеха! — высоким металлическим голосом отчеканил он.
— Вот твой новый начальник. Люби, жалуй и подчиняйся!
— Знакомы немножко, — широко улыбнулся Санька. — Когда приступать к работе?
— К работе… Подожди, не егози. Тут дело сурьезное. Выдь на минутку, — сказал Матвей.
Санька опять улыбнулся и вышел. Даже окрик дяди не мог расстроить его.
— Зот Филиппович, прости, но я за дело болею душой… Не рановато ли Брагину в подручные? — полушепотом спросил Черепанов.
— Почему рановато?
— А так… Оно ведь не хуже, когда человек как следует пообвыкнется в горячем цехе.
— Не понимаю тебя. Брагин парень — толковый и рассудительный.
— Да я ничего не говорю…
— Ну что ж, другого дадим, если не хочешь. Только из всех молодых — это самый крепкий.
— Если уж по чистоте признаться, так знаете, в чем заковычка, — родственник он мне.
— Какой?
— Двоюродный племянник.
— Это вроде того, что нашему сараю двоюродный плетень… Даже если бы и родственник…
— Да я ничего… Лишь бы разговоров не было… Подучить — это мы завсегда можем.
Красилов одобрительно кивнул головой:
— Вот это дело!
Так Санька стал подручным сталевара Черепанова. И жизнь его в доме дяди началась совсем не легкая.
Однажды дядя пришел домой навеселе. Рядом с ним брел, перекатываясь на кривых ногах, канавщик Антипчук — знаменитый в мартене сквернослов. Веселая пара остановилась на середине двора. Санька в это время чистил хлев и на скрипучей тачке отвозил навоз в огород.
— Эй ты, вьюноша! — крикнул ему Антипчук.
Санька остановил тачку:
— Здравствуйте!
— Наше вам с кисточкой!.. Это твой работничек, да? — спросил Антипчук Черепанова и продолжал, обращаясь к Саньке: — Работничек!.. Вижу я — зря ты хозяйский хлеб жуешь. Разве так работают? Надо, чтобы спина была в мыле!
Если бы рядом с этим нахальным канавщиком не было Черепанова, которого Санька считал своим учителем, то Антипчук, наверное, отведал бы силу Санькиного удара. С трудом сдерживая гнев, Санька сказал:
— Какой я тебе работник? Я — подручный сталевара. Понял? А ну — отойди!..
— Что ты сказал, сопляк?
— Добром говорю — не привязывайся! Дядя Матвей, убери ты его, а то, честное слово, разукрашу!