— Ну, как оно работается в новой должности? — спросил Сережка.
Андрей был хмур. Безучастно поглядел на него и с подчеркнутым равнодушием ответил:
— Мне — что? Я любой работы не боюсь.
— Так-то оно так, конечно… Работяга ты известный — это да… Не ожидал я от Саньки… Тихоня-тихоня, а смотри, как обтяпал твоего папашу!
Сережка Трубников был первым человеком, который по-настоящему посочувствовал Андрею.
— Батьку моего всякий опутать может, — испытующе поглядел он на Сережку: — И тебе тоже нечего теряться. Начинай звонить, что любишь сталь варить — и растает батька. Возьмет тебя во вторые, а меня в третьи переведет…
— Запомни, детка: Трубников на подлость неспособен! — сказал Сережка и добавил: — А на отца тебе обижаться нельзя. Человек он пожилой. Его извинить можно. Но Санька меня ужасно удивляет. Как он мог на такую штуку пойти? И как это он сделал?
— Хитрого ничего нет. Бубнит батьке про сталь, с вопросами всякими насчет печки пристает, книжки выпросил. Вот и вся штука… Ну, а потом мы с батькой поссорились. Он говорит: «Читать, учиться надо. Время, — говорит, — такое сейчас…» А мне — что? Буду я мозги забивать! С книжечками да тетрадочками в школу надоело бегать. Сказал я это ему, а он как взъерепенится!
— Ну, ты не волнуйся. Ты будь спокоен. Я сегодня с Санькой потолкую. Я ему разъясню международное положение! — Сережка угрожающе помахал своим костлявым кулаком. — Он у меня на всю жизнь запомнит, как друзей подсиживать!
Но так ничего и не разъяснил он Саньке. Еще по дороге в общежитие забыл про свою угрозу. Забыл, потому что день уже клонился к вечеру, и в голове у Сережки было только одно: Наденька.
…Неужели судьбу Саньки и Андрея действительно решали какие-то книги, какие-то разговоры Брагина со старшим Панковым о стали?.. Нет, все это было куда сложнее и серьезнее.
Было вот что. Из Москвы пришло указание: готовить сталеваров для Магнитогорского комбината, который вот-вот должен вступить в строй.
Пришло это указание под вечер. А это было у Зота Филипповича самое спокойное время: не звонило начальство, улеглись тревоги дня, даны задания на завтра.
В эти часы Зот Филиппович любил поразмышлять. И думал он о том, что вот уедут люди на Магнитку, а на их место надо ставить других. Но где взять их? Времени осталось очень мало. Зот Филиппович откинулся на спинку жесткого кресла, вытянул на столе руки, устремив невидящий взгляд на легкие фанерные двери. В такой позе и застал его Мирон Васильевич Панков. С приходом Панкова выпорхнула из тесной конторки спокойная тишина, так располагающая к неторопливым размышлениям. Такой уж был у Мирона Васильевича характер, что тишина никогда не уживалась с ним. Панков по привычке хлопнул дверью и спросил так громко, как будто Красилов был глухим:
— Не помешал тебе, Зот Филиппович?
— Когда-нибудь в щепки разнесешь мою конторку, — проворчал Красилов. — С чем пришел?
Панков вдруг, ни с того ни с сего, раздумчиво почесал затылок.
— Понимаешь… Как будто это пустяк… А по-моему, это очень серьезная штука…
— Пока ничего не понимаю.
— Я со своим старшим отпрыском малость поссорился…
Красилов мрачновато поглядел на Панкова.
— У меня мало работы… Только и не хватало в твоих семейных делах разбираться…
— Это не семейные дела, Зот Филиппович, — решительно возразил Панков. — Одним словом, прошу перевести Андрея во вторые подручные. Очень прошу.
— В порядке наказания за непочтение к родителю? — Голос Зота Филипповича звучал насмешливо, а глаза смотрели строго. — Очень хорошо!.. Не ожидал я, Мирон, от тебя такой глупости, не ожидал… Ну, дальше.
— В какое мы время живем? — вдруг заволновался Панков. — Ты мне скажи — в какое?
— Ну это, положим, я знаю. В газетах читал и на собраниях слышал: мы живем с тобой, дорогой Мирон, в период индустриализации, в период первой пятилетки. И не только живем, а даже кое-что делаем. Но какое отношение имеет ко всему этому твой Андрюшка?
— Очень даже большое. Он — первый подручный сталевара, а не просто сын.
— Перебью тебя, Мирон. Ты уж извини. Длинную подготовку ведешь. Говори прямо: в чем дело?
— Так я и говорю прямо: Андрея надо перевести во вторые подручные… Первый подручный — это уже почти сталевар. Ты сам знаешь. Скоро нам понадобятся сталевары. Я вот, как отец его и учитель, говорю: пока не по плечу Андрею эта лямка. Смотрит мелко. Учиться не хочет. Есть у меня такая думка, Зот Филиппович, — двигать в сталевары Брагина. Как ты смотришь?