Земля родная

В. Машковцев СЛЫШИШЬ ЛИ, ФРАНЦИЯ? Стихотворение

Тополя за окошком вагонным бегут,
Где-то в сумраке тонет станция…
А тревожные думы
                           мне спать не дают,
Слышишь ли, Франция?
Электрический свет на газету лег,
Спят в Москве и в Париже дети.
Ты не знаешь, как я от тебя далек
И как близок в минуты эти.
Звезды яркие мирно ползут по стеклу,
То, что дорого мне, вспоминаю.
Пер-Ляшез я не видел,
                                  не видел Сен-Клу,
Но твоих коммунаров знаю.
Я твою «Марсельезу» знал наизусть
И носил ее в школьном ранце я.
Мы с тобою не виделись, ну и пусть…
Я люблю тебя, Франция!
Не берусь я задачи большие решать,
Но мне дорого счастье людское.
Твой рабочий
                     Бастилию шел разрушать,
А сейчас что же это такое?
Снова жадно читаю газеты листы, —
Много сложного в нашем мире.
Как не хочется верить, что это ты
Подавляешь свободу в Алжире.
Мерный постук колес. Безмятежье. Уют.
Проплывает за станцией станция…
А тревожные думы
                            мне спать не дают,
Слышишь ли, Франция?

П. Таганаев МАСТЕРА

1

После собрания бой между мастерами продолжался в будке газовщика. Невысокий, располневший Шерабурко то застегивал полушубок и шел к двери, то вдруг, повернувшись, снова расстегивал его, отбрасывал полы назад, словно они мешали ему разговаривать, и опять начинал кричать на своего сменщика Степана Задорова. Кричал так, что широкое лицо наливалось кровью, а седые лохматые брови топорщились.

— Рекордом блеснуть захотел, — наступал он на Степана. — Три тысячи тонн сверх плана! О, як сиганул!..

— Да, Кирилл Афанасьевич, за месяц три тысячи тонн. И дадим!

— Сначала дай, а потом хвастайся. У нас на Украине говорят: «Не кажи гоп, поки не перескочив»… Или ты думаешь, достаточно сказать «я добьюсь!» — и чугун сам в ковш польется. Чугун сделать надо!

— Сделаем. В прошлом месяце дали две тысячи тонн? Дали. Печь может дать и больше металла, чем давала. Коллектив это понимает, потому и согласился с моим предложением. Только вы…

— Коллектив! А я мастер или нет? Или со мной можно и не считаться — устарел, поседел, да?

— Кирилл Афанасьевич, послушай…

— Нет, друг! Если уж я для тебя теперь никто, тогда действуй. Сам покажи свои резервы.

— Мы все вместе покажем. Организуем дело по-новому. А почему бы и нет? Это вы, старики, боитесь нового…

— Брехня! — перебил Степана Шерабурко.

— Нет, Кирилл Афанасьевич, это правда. Факты налицо. Видите, что опыт ваш стареет, отмирает, а новому учиться надо. Это — трудновато. Вот и обороняете старое, сопротивляетесь.

— Ну и ворочай тут, новатор!..

— Почему я? Мы вместе будем. И напрасно…

Но говорить было уж не с кем.

2

Мастер Шерабурко, понурив голову, крупно шагал по поселку Некрасова к своему дому, обнесенному высоким дощатым забором. Вот Шерабурко уже слышит, как гремит тяжелая цепь, кольцо ее с визгом скользит по стальному тросу, натянутому от ворот до сарая. Это Дружок. Ростом с годовалого теленка, он весь серый, только грудь будто желтой салфеткой прикрыта.

Дружок от скуки носился за воробьями, которые все время то там, то тут пытались спуститься на снег и полакомиться хлебными крошками, оставленными собакой.

Когда Шерабурко открыл ворота, истосковавшийся Дружок бросился, было, к хозяину на грудь, но тот ударил собаку по морде — пшел!..