Ночью остатки роты вывели из боя. В лощине у походной кухни до моего сознания наконец дошло, что я хочу закурить. Мой кисет был пуст. До сих пор не могу вспомнить, в какую минуту свернул я первую в жизни цигарку.
Кисет дядьки Мокеича я носил до тех пор, пока не исчезла из продажи махорка, и тогда уж положил его в ящик стола на вечное хранение.
По возвращении с войны я получил школу. Учительский опыт у меня, хотя и небольшой, был, директорского — нисколько. Не так, конечно, чтобы совсем ничего не умел, на войне все-таки и взводом командовал и ротой, но на войне одного не постигнешь — как хозяйство вести, а тут как раз это в первую очередь и требовалось. Я стал в тупик: где раздобыть тесу на парты и столы? Кругом все разбито, разрушено, лошадей — по две клячи на колхоз, лесопилки нет, рабочих рук нет.
Пошел в сельсовет, к Матвееву. Интересный был человек, наш председатель. Захожу в избу — сидит за некрашеным непокрытым столом щуплый мужичонка, во рту цигарка, толстая, как Черчиллева сигара, глаза щурятся, губы в усмешке. На плечи накинуто длиннополое пальто, под ним — гимнастерка, из-под стола крестом высунуты стоптанные кирзовые сапоги.
Меня смущает его усмешка. Сперва подумал, что это от настроения у него: засела какая-то мысль в голове, занятная, но не так чтобы веселая, вот он и усмехается ей. Потом, гляжу, не проходит, о чем бы ни говорил, все с усмешкой. Неловко с таким разговаривать, сдается, что он тебя всерьез и не принимает.
— Полы в классах гнилые — ногу сломаешь. В учительской стола нет, на подоконниках пишем.
Я избираю тактику — поярче изобразить школьные неудобства и нехватки. По хозяйственной статье школу финансирует сельсовет, думаю: попросишь больше — хоть что-нибудь «отколется». У Матвеева свой ход, для меня совершенно неясный.
— Ваське хваталовскому бычка разрешил держать. Весной в запряжке ходил. Года нет, а плужок тянул. Справный вол.
Про бычка и про Ваську я пропускаю мимо ушей, продолжаю свое:
— Парт мало, придется по трое сажать. Как хочешь, а кубов пять тесу надо.
— У Васьки инвалидность, свободный человек.
— Пять — это на первый случай, а вообще-то и десять — лишку не будет.
Он как прилепил цигарку к нижней губе, так и не снимает. Окурок чадит в глаза, Матвеев щурится, валит голову набок и глядит куда-то в запечье, на закопченный угол потолка. Кажется, и говорит не мне, а кому-то невидимому в запечье:
— Лесника Орехова знаешь? Покладистый мужик, в деревнях помаленьку строятся.
— Мне не лесник нужен, а тес.
— Тес в лесу растет. Ставка завхоза свободная. И Васька свободный.
— Да хозяйства-то еще нет, чего завхозу делать?
— Завхозу работы нет, зато бычку есть.
Я начинаю понимать, куда клонит Матвеев. Ваську хваталовского взять завхозом, но ведать хозяйством Васька не будет, а будет работать Васькин бычок — ходить в лес за бревнами, которые придется воровать у покладистого лесника Орехова. А кто поедет воровать? Наверно, тот, кому припекло. А припекло больше всех директору. Вот такие, значит, пироги.
От сельсовета до школы километр. Их разделяет петлистая речонка Ашевка. Я иду лугом, машинально считаю шлемовидные стожки сена — в сумерках они похожи на сказочных витязей, — и в голову лезет всякая дурь и мальчишество: «Ну-ка, богатыри, сходите в лес дремучий, принесите по лесине могучей, распилите на тесины гладкие да сколотите нам парты крепкие…»
Вспоминаю, как валили лес на фронте под Велижем. На рассвете батальон рассыпался по опушке, а к ночи цепь дзотов глядела узкими бойницами в сувалистое поле. Как не подивишься силе солдата: прикажут черту рога обломать — в точности исполнит. И главное — ни капли сомнения: выполнимо или невыполнимо. Прищурится, крякнет, на руки поплюет — и пошел писать хоть ружьем, хоть топором. Может, потому и усмехается Матвеев, что насквозь видит своего кореша: надо — сделаешь.
А и правда, если бы люди ссылались на причины, так и хлеба не сеяли бы. Причины ищут тогда, когда знают, что можно как-то обойтись. Если же встало неумолимое «надо», ни на что не поглядишь.
Я сворачиваю с тропины, перескакиваю через ручей и напрямик иду в Хваталово, к Ваське, договариваться насчет бычка. Одноногий Васька понимает меня с полуслова.
— Можно, чего там…
Я догадываюсь, что у них с Матвеевым есть какая-то договоренность. Забота о школах, медпункте, избе-читальне на плечах сельсовета, а у сельсовета кроме скудных копеек ничего нет, вот Матвеев и придумал «Васькину контору». Меня это мало интересует, я должен шестьдесят рублей завхозовского оклада превратить в новые парты, поэтому без долгих разговоров велю завтра к вечеру заложить бычка.