Как только вспомнил это правило, так сразу и увидел семейку белых. Головенки у них небольшие, желтовато-коричневые, как раз под цвет опавшего листа. Вот ведь ловко замаскировались! И не вдруг бы нашел, если бы не капель. Омыло каплями шляпки, и они заблестели глянцевитой кожицей, а лист, намокая, наоборот, становился серым и жухлым, — боровики-то враз и выделились.
Присел я перед семейкой, ножик достал и только дотронулся до шляпки, так руку и отдернул. Гриб был холодный-холодный. Показалось мне, что боровикам зябко. Ну, как же, думаю, на таком-то холоде вылезти из теплой моховой постели! Срезал грибы, положил в корзину — да под палатку: отогревайтесь! И такое чудо тут случилось: один за другим потянулись в мою корзину боровики, штук пятьдесят в то снежное утро нашел.
А что ж удивительного: гриб, он тоже обхождение любит.
При полном безветрии с глухого серого неба сыплется «манка». Снежинки настолько мелкие, что тают, не долетая до земли, — от тепла, излучаемого прелой листвой.
В березнике, на полянке, устланной бурыми листьями, красуется яркий молодой мухомор. Шляпа у мухомора цвета ранней вишни, с белыми крапинками по полям. Ножка матовая, стройная, с нежной манжеткой повыше колена.
Красивый поздний гриб был так похож на нарядного парня-гуляку, проспавшего ярмарку, что я сожалеючи сказал: «Бедняга, ну кому восхищаться твоей красой: зима ведь с неба сыплется!» И занес было ногу, чтобы растоптать, но что-то удержало меня.
Постоял над мухомором и устыдился своего бессмысленного побуждения. А вдруг усталый охотник мимо пройдет… Может, дровосек, заморившись, присядет покурить… Увидят — подивятся, а придет сравнение с парнем, который после ярмарки покрасоваться на улицу вышел, — улыбнутся светло и что-то приятное из своей жизни вспомнят.
Чувство красоты на то и дано человеку, чтобы жили в душе светлые желания. Не будь этого, одолела бы слепая страсть растоптать все, чего нельзя в рот положить.
В октябре зори белые.
Медленно и робко светлеет край неба на востоке. Светлая полоса ширится и, набирая молочной белизны, гонит ночную синь к западу. На закатном краю синь сгущается до черноты — там еще царствует ночь.
На востоке ни розовинки. По белому куполу веером вытянулись дымчатые облака, словно борозды по косогору, и устремились в ту точку, откуда должно показаться солнце. Его приближение чувствуется по вспыхнувшему наконец розовому пятну повыше горизонта. Похоже, будто в горниле невидимой кузницы сквозь слой угля прорвалось пламя, и отсвет его заиграл на кровле. Но кузнец не дал разыграться огню, подкинул свежего угля — и небо затянуло багрово-сизым дымом. Это тронулся и поплыл встречь солнцу туман с Волги. Так, скрытое туманом, без былого пожара в полнеба, и взошло октябрьское солнце.
Чтобы почувствовать прелесть осеннего деревенского утра, надо встать, едва забрезжит за окном рассвет, выйти в коридор к рукомойнику, умыться ледяной водой, потом надеть валенки, фуфайку, принести со двора сухих березовых дров и затопить печь.
Дрова занимаются сразу, тяга хорошая, огонь гудит в топке, по избе ходят красные отблески — на душе становится легко и безмятежно, ты весь в ожидании удачного дня. Теперь, пока протопится печь, надо выйти на улицу, найти занятие, настынуть на легком морозце и возвратиться в теплую избу.
Не важно, что у тебя впереди: дойка коров на ферме или урок в классе, поездка на тракторе в луга за сеном или писание бумаг в конторе, — ты настроен на плодотворную работу, заряжен добрым желанием. А все начинается с такой малости, как встать на рассвете и затопить печь…
Тихий-тихий лес. Теплая оранжевая земля. Серый туман.
Отсыревшим голосом каркнула ворона. В заречной деревне возвестил утро петух. Коротко и резко «хохотнул» дятел. Вот и все песни сентябрьского леса.
Но чу! На тоненькой волосяной струне запиликал скрипач. Это вылетела на опушку синица. За ней выпорхнула целая стайка. Шустро перелетают с ветки на ветку и пиликают и пиликают на тоненьких струнах. Веселая получается песенка! И слышна далеко, на весь лес: пини-пинь… пини-пинь…
Как отрадна эта единственная песенка в голом лесу! Летом, когда все вокруг звенит от птичьих голосов, синицу не слышно. Она не берется спорить со знаменитыми певцами. А вот кончились гастроли залетных певцов — и объявилась домоседка синица. Человек сразу услышал ее и благодарно улыбнулся певице осеннего леса.