«Долгие наблюдения привели меня к выводу: человек скорее всего срывается с нравственных якорей, когда уходит с родной земли… Он как бы отключается от источника, питающего его. Я знаю многих сверстников своих и людей помоложе, отвернувшихся от земли, встречаюсь с ними и вижу, как, обогащаясь вещественно, нищают они душевно. Утрачивается открытость души, ее мягкость, некоторая, если угодно, романтичность, доверчивость и милосердность, душа становится суше, расчетливей, эгоистичней».
Читателям эта мысль даст хороший повод для споров, и писатель, вероятно, улыбнется в ответ, если ему станут возражать, что от приобретательства и душевной нищеты отнюдь не застрахованы и люди, прочно осевшие на земле, что и там, бывает, они срываются с нравственных якорей. Все это так, и все же, и все же… Просто деревня, очевидно, дольше хранит свои традиции.
Тем и привлекательны записки Ивана Васильева, что он дает обширный жизненный материал для глубоких раздумий, не изрекает непререкаемых истин, не поучает, не навязывает своего мнения, нередко признает свою мысль движущейся, развивающейся, с допусками и коррективами, и приглашает с доверием читателей в собеседники, нередко предоставляя им слово на своих страницах.
Писателю свойственно острое ощущение новизны и неповторимости нашего времени. Иван Васильев всей душой разделяет плодотворную мысль Федора Абрамова:
«В деревне сегодня в результате небывалого вторжения техники и науки происходит поистине небывалая, ни с чем не сравнимая революция. Речь идет не просто о коренной перестройке сельского производства, всего уклада деревенской жизни… Предстоит в полном смысле заново сотворить русское поле, построить такие селения, где бы зеленая радость деревенского существования была дополнена всеми благами современного города. А это задача гигантская… Процесс великого созидания и великой ломки. Короче, старая деревня с ее тысячелетней историей уходит сегодня в небытие». И «видимо, — добавляет Сергей Залыгин, — наше поколение — последнее, которое своими глазами видело тот тысячелетний уклад, из которого мы вышли все и каждый. Если мы не скажем о нем и его решительной переделке в течение короткого срока — кто же скажет?..»
Свое призвание Иван Васильев как раз и видит в том, чтобы способствовать освобождению от предрассудков, отживших схем, архаичных установлений, моральных аномалий, чтобы в новых явлениях видеть, насколько коммунистично новое.
Вместе с тем писатель настаивает на том, чтобы в новом укладе сельской жизни сохранились лучшие хлеборобские традиции.
«Я ратую за сознательный и направленный отбор наиболее здоровых и сильных зерен для нового посева, как это делал всякий разумный крестьянин… Не все старое старо. Бережливость, совестливость и порядочность, душевная щедрость, сострадание и бескорыстие — такие зерна, которые отобраны и выращены народом и которые каждое новое поколение обязано воспроизводить в наичистейшем виде».
К сбережению и воспроизводству на новой основе старых крестьянских обычаев и нравов писатель возвращается постоянно, из очерка в очерк, из статьи в статью, и пишет о них с особенной, я бы сказал, участливостью.
Размышляя о коренной крестьянской черте — бережливости, Иван Васильев напоминает, что в крестьянском хозяйстве все производство было безотходным: все шло в дело, ничто зря не пропадало, ни отруби, ни мякина, ни старое тележное колесо… Даже оставляя подворье и переезжая на новое место, отмечает автор, мужик никогда не вырубал, не выкапывал сада: сад считался да и по сей день считается как бы частью природы, на которую нельзя посягать.
Иван Васильев восторженно пишет о народных критериях разумного потребления, которые основываются на высоконравственном принципе — «для себя не в ущерб другим». Крестьянские матери из поколения в поколение учили не ломать, не топтать, не портить природу и все сделанное человеком, настойчиво наставляли: не жадничай, бери сколько съешь, другие после тебя придут, оставь им. Всегда в деревне считалось, напоминает писатель, непорядочным обобрать лес, вычерпать рыбу, съесть, захватить, скупить так, чтобы не досталось другим, всякая непомерность осуждалась. Народный принцип разумного потребления никак не вяжется с «культом вещи», с жадным, уродливым стремлением иметь непременно больше других.
Недавно газетный корреспондент спросил Ивана Васильева, какая из проблем Нечерноземья кажется автору самой сложной и большой. Писатель ответил резко, с некоторой даже запальчивостью: