— Что?
— Здесь, — О'Брайн ткнул исцарапанным до крови пальцем в план цеха, — это молоты?
— Судя по всему, да, — согласился Уоллс.
— Их надо включить! Все! Точно! Начнётся такой грохот, что моих выстрелов не будет слышно. С вершины пресса я смогу наблюдать за работой всех молотов и буду стрелять короткими очередями только во время ударов. Я знаю англичан. Они очень осторожны, но вместе с тем медлительны. Их командиры скорее потратят лишних десять минут на вычисление моей позиции, чем бросят своих бойцов погибать зря. Да, без жертв тут не обойдётся. Но по крайней мере, они всеми силами будут стараться заменить потери в живой силе на временные. Как раз это нам и нужно! Пока британцы будут разгадывать мою головоломку, вы триста раз успеете смотаться с завода. Но чтобы всё это стало осуществимым, молоты нужно перевести на режим автоматических ударов.
— Ты знаешь, как?
— Стивенс должен знать! Он работал именно в этом цехе!
— Ну, раз так, — старик задумчиво почесал затылок, — то мы должны поскорее найти его. Но прежде скажи мне, О'Брайн. Рано или поздно тебя всё-таки вычислят и, вне всякого сомнения, убьют. Неужели в свои двадцать пять лет ты так легко захочешь расстаться с жизнью?
Подобно меткому снайперу, юноша навёл свой пронзительный взгляд прямо в глаза собеседнику. Многие на месте Уоллса тут же начали бы пытаться смотреть куда угодно, только не в эти два океана, наполненные страданием и ненавистью. Заглядывая в них, словно в душу своего боевого товарища, старик начинал понимать, что видит там своего ровесника. О'Брайн так и не проронил ни слова. Молча натянув до носа платок, служивший маской, и надев на глаза тёмные очки, он решительно пополз к выходу, не оставив Уоллсу иного выбора, как последовать за собой.
Волочась по металлическому полу, они преодолевали проход за проходом. Время от времени шальные пули звонко выплясывали в нескольких метрах от них. Но, невозмутимые и до безумия спокойные, два офицера ползли дальше, провожаемые звуками очередей товарищей и врагов. Наконец, они ввалились в глубокую выемку в полу. В полутораметровой бетонной яме были аккуратно сложены длинные цилиндрические заготовки. Между высокими штабелями виднелся приподнятый ствол снайперской винтовки. О'Брайн и Уоллс встали на ноги, но всё-таки не решились передвигаться иначе, как пригнувшись. Перед ними возник весьма значительный силуэт человека на вид лет тридцати. Без маски и тёмных очков он сильно отличался от своих боевых товарищей, открывая наблюдателю типичное для ирландца худощавое и жилистое лицо. Закрыв один глаз, он напряжённо вглядывался в оптический прицел и бубнил себе под нос:
— Давай, британский ублюдок. Чуть ближе. Вот так, — громкий выстрел разнёсся по огромному залу цеха и слился с множеством остальных. С кран-балки в дальнем углу неуклюже свалилось мёртвое тело английского пулемётчика.
— Стивенс, — обратился к снайперу Уоллс, — нам снова нужны твои таланты.
— Да, что вы говорите?! — демонстративно воскликнул тот, прячась за штабель и жестом призывая своих товарищей сделать то же самое, — и что за безумие пришло вам в голову на этот раз?
— Смотаться отсюда к чёртовой матери через кузнечно-штамповочный цех! Как тебе такое безумие, Стивенс?
— То есть, вы хотите сказать, что они уже притащили свои задницы на остров к англичанам?! — вытаращил глаза снайпер.
— Да, Стивенс, именно так.
— Ну, наконец-то! Я думал, этот ад никогда не закончится! Как планируете уходить?
— За кузнечно-штамповочным цехом есть весьма малоизвестный вход в городскую канализацию. О'Брайн прикроет наш отход. Но сначала ты включишь все молоты в цехе, чтобы они гремели и не дали англичанам сразу обнаружить О'Брайна по звукам выстрелов. Он заберётся на пресс и будет поливать оттуда англичан свинцом!
— Нет проблем, парни! — одобрительно кивнул Стивенс, — но, чёрт возьми, Уилл, как ты сам собираешься уходить? Прессы у нас там большие. Слезать будет как минимум неудобно, особенно, если англичане всё-таки тебя увидят…
Но О'Брайн продолжал молчать. Сквозь металлические громады и разбитые окна цеха он смотрел на заволочённое облаками приморское небо.
— Уилл! — возмутился Стивенс, — что с тобой творится?!
— Ты имеешь что-то против этого плана? — остановил его Уоллс, — если у тебя есть идея получше, мы её с удовольствием выслушаем! А может, ты сам хочешь залезть туда?!
— Нет, парни, увольте. Не знаю, как так там у тебя, О'Брайн, но у меня есть ещё кое-какие планы на жизнь.
— Тогда бери своих парней и начинай отходить к кузнечному цеху. А мы сообщим остальным.
Отступление. Человеку, далёкому от военного дела, этот манёвр, вне всякого сомнения, покажется простым. Да, он мог быть таким, если бы разумный противник не держал под шквальным обстрелом позиции ирландцев. Разделяясь на группы, одна из которых временно усиливала огонь, отделение за отделением роты сходили с позиций. Казалось, британцев должно охватить ликование, и, окрылённые энтузиазмом, они обязательно начнут преследование. Но, наученные горьким опытом убитых товарищей, они не торопились. Метр за метром углубляясь в цеха, англичане пристально вглядывались в металлические громады завода и терпеливо выжидали, когда очередной невнимательный ирландец случайно покажет им спину, чтобы тут же всадить в неё порцию свинца. Но аккуратность и продуманность действий последних сделали своё дело. Подобно песку, просачивающемуся сквозь пальцы, юркие ирландцы маневрировали в металлическом лесу, ставшим для них на время почти родным, и уходили в заветный для них кузнечно-штамповочный цех. Его массивные металлические ворота были опущены, и лишь узкая дверца, в проёме которой мог уместиться лишь один человек, служила им путём к спасению. Сбоку стояли два бойца, в любой момент готовые закрыть её на толстый засов. Время от времени, они отводили в сторону сержантов и коротким диалогом осведомлялись:
— Кто там ещё остался из ваших?!
— Сейчас должны вбежать парни О'Коноли. За ними отделение Беддоуза! На этом всё.
— Отлично! Уходите! Быстрее!
Томительные минуты делились на прыжки через дверной проём. Вцепившись в ручку двери и засова, солдаты терпеливо ждали одного единственного слова от последнего солдата.
— Все! — подобно грому среди ясного неба раздался голос буквально влетевшего в цех Уоллса.
Поборов в себе изумление от того, что командир батальона поставил жизни бойцов превыше своей и спасался последним, солдаты мгновенно закрыли дверь и задвинули засовы. Он больше ничего не сказал, а лишь жестом призвал стоящих у двери следовать за ним к канализации. Говорить что-либо было уже бесполезно. Одиннадцать молотов стучали на весь цех, заполнив каждый угол зловещим грохотом.
— Вот она – мощь! Сила! — восклицал Стивенс, довольно глядя на работу механизмов. Но его радость не слышал никто, кроме него самого. Нагнувшись над ухом стоявшего рядом О'Брайна, он крикнул, что было силы в голосе, — ну как? Хватит?
Утвердительно кивнув, О'Брайн ещё раз посмотрел Из-под тёмных очков на боевых товарищей и побежал к прессу. Внушительная громада гидравлического механизма высилась над цехом, поражая воображение своими размерами. Но О'Брайна интересовало отнюдь не это. Обойдя пресс, он оказался рядом с высокой лестницей, ведущей на самую вершину. Как только он подошёл, с неё тут же спрыгнул солдат:
— Уилл, — крикнул тот, лишь завидев товарища. Там, где они стояли, грохот был не таким сильным, что делало общение вполне возможным, — я оставил тебе магазины с лентами под цистернами аккумуляторов, как ты и просил. И всё-таки, постарайся вернуться с нами. Хорошо?
И снова кивок. Ни слова в ответ. Ни единого звука. О'Брайн всегда был молчуном. Никогда не меняющееся угрюмо-задумчивое выражение лица никому не давало шансов догадаться, что творится в его мыслях. Даже, когда платок был спущен на воротник, всем казалось, будто он до сих пор скрывает лицо этого молодого старика. Обменявшись со всеми прощальными рукопожатиями, он полез наверх по лестнице.