— А теперь ответь на один простой вопрос. Если я такая мерзкая тварь, — она вновь повернулась к собеседнику, — то какого чёрта ты влюбился в меня?!
Грозный и могучий Астерс вновь улыбнулся, и теперь уже не для того, чтобы ответить на что-то дерзкой насмешкой. Глядя на представлявшиеся ему идеалом красоты лицо и волосы, он снова не хотел делать ничего, кроме созерцания Висентии. Но ему пришлось отвечать на вопрос:
— Это не зависит от рассудка. Всё, что он может сделать в битве с моей любовью – это всего лишь защищаться от её агрессии. Чтобы она не поработила мой разум окончательно. Я люблю тебя, Висентия. Так, ни за что. Просто за то, что ты есть. И именно поэтому я могу видеть в тебе что-то хорошее. Знаешь, я долго думал и пришёл к выводу, что это – самое трудное для любого разумного существа. Взять и увидеть положительные черты в том, в ком их, с первого взгляда, нет совсем. А, пожив какое-то время здесь, на Земле, в капиталистических странах, я понял, что в подобной среде это практически невозможно сделать даже с самыми хорошими людьми. Как вы живёте? Вы же все ненавидите друг друга! Каждый считает себя великой индивидуальностью, а всех вокруг… хорошо, если просто хуже себя! И это не только на Земле! Я имел несчастье пожить в капиталистических странах на многих планетах. Везде все готовы предать, уничтожить, растоптать даже своего самого близкого друга ради корыстной цели. Разве это не ужасно? — Астерс сделал многозначительную паузу, наблюдая за тем, как Висентия внезапно погрустнела. "На этот раз точно получилось", — подумал он, продолжая речь: – А теперь представь, что все перестанут презирать друг друга. И начнут видеть в окружающих не только плохое, но и хорошее. Как я разглядел нечто светлое в тебе. Это тяжело, не спорю. По крайней мере, труднее, чем считать всех вокруг последними уродами. На такое способны только сильные духом. Сильные, как существа, воспитанные строем справедливости. Теперь ты понимаешь, почему наш строй назван именно так. Ты видишь, что…
— Хватит философии! Я поняла! — резко прервала его Висентия, — но я хочу слышать, что именно ты разглядел во мне хорошего?
— Ты айсерийка, Висентия! Не пытайся опровергать, это так! Ты сильная и гордая воительница. Без особых проблем одолела меня! Ха! Да ты составишь здоровую конкуренцию своей сестре! Хотел бы я посмотреть на вашу дуэль один на один. Я уже говорил это, повторюсь. Ты не такая, как все граксы. В твоей душе пылает огонь, не почувствовать который просто невозможно. И, не хочу показаться хвастуном, но по горячи и яркости он сопоставим с моим. Ничего подобного ни в одном граксе я не видел. Возможно, всё это иллюзии – последствия моей безумной любви. Ведь, как я уже сказал, она не зависит от разума. Но, что-то мне кажется, это не из-за неё. Не исключено даже, что любовь – это следствие, а не причина моего прозрения.
— Хорошо. А почему бы к другим граксам не применить эту твою способность видеть хорошее?
— Я бы с удовольствием попытался сделать это с каждым из вас. Но, увы, я не бог и не бессмертный. Возможности мои ограничены. Я всего лишь солдат и выполняю приказ. В большинстве случаев у меня нет времени на посторонние действия. Ибо главный закон войны прост: либо ты его, либо он тебя. Третьего не дано. А с тобой мне представилась возможность разглядеть тебя поближе. И, как видишь, я её не упустил.
Новая пауза невольно возникла в разговоре. Астерс смотрел на Висентию и ждал, что же она будет делать теперь. Победа психологическая, победа нравственная была очевидна, и теперь он ждал только безоговорочной капитуляции. Но женщина ничего не говорила и продолжала, не моргая, смотреть в одну точку. Её лишённое эмоций лицо немного сбило Астерса с толку. Но он не придал этому никакого значения и возобновил, пожалуй, самую дерзкую речь в своей жизни:
— Я даю тебе последний шанс, Висентия! Освободи меня, и мы отправимся к твоей сестре. Ты вернёшься к своим! И я больше никогда тебя не оставлю! Пойми же ты, наконец! Если не одумаешься сейчас, то не исправишься уже никогда! Единственное существо, способное увидеть в тебе воина Айсерии, сейчас перед тобой. Больше никто! Слышишь?! Никто! Даже твоя родная сестра не сможет общаться с тобой так, как это делаю я. Она давно уже воспринимает тебя исключительно как врага, а с ними она разговаривает только на языке мечей и молний!
Потупив взгляд в пол, Висентия так и продолжала молчать. Её непонятное безмолвие было единственным, что не нравилось Астерсу в сложившейся ситуации. Окончательно подавив волю своей надзирательницы, он ждал лишь одного – её личного признания своей неправоты. Но для этого тоже требовалось, какое никакое, но всё-таки мужество. Астерс понимал это, поэтому не хотел давить до конца.
Внезапно комната наполнилась звуком раскрывающихся автоматических дверей. Услышав его, Астерс первым делом посмотрел на те, через которые попал сюда, но они оставались неподвижными, а характерное шипение пневматического механизма доносилось из другого места. Повернув голову, Астерс только сейчас разглядел, что в противоположной стене находится ещё одна дверь. В её проёме стояла сгорбившаяся фигура человека в белом маскхалате. Правая рука бессильно болталась, словно подвешенная к плечу, а левая держалась за живот.
— Прошу прощения, госпожа Висентия. Я вынужден был войти именно так, поскольку главный вход был завален. Что здесь случилось?
Как будто отходя от какого-то непонятного оцепенения, Висентия сначала дёрнула плечами, качнула головой в одну, а затем в другую сторону. И только после этого она повернулась к незваному гостю лицом:
— Возникли кое-какие проблемы, — сдавленным голосом отвечала Висентия. — Ты сам откуда? Представься.
— Боец белого балахона Кьюнн. Я от Феллса…
— От Феллса?! Хорошие новости мне сейчас не помешают!
Голос и лицо Висентии вновь наполнились радостью, которая тут же улетучилась, стоило солдату вновь открыть рот:
— К сожалению, хороших вестей я для вас не принёс, госпожа. Весь наш отряд попал в засаду. Названные пленным айсерийцем координаты монастыря Сейны вновь оказались неверны.
— Как?! — вскричала Висентия, — я же… Я же его…
— Да, госпожа, я понимаю. Мы сами не представляли, как в таком состоянии он мог ухитриться приготовить нам эту смертельную ловушку. Да что там. Кто угодно утратил бы способность лгать после подобных пыток, хотя бы от чувства страха, что они внушают. Но факт есть факт. И Дин не только смог грамотно солгать нам, но и, видимо, телепатически рассказать обо всём Сейне, прежде чем мы включили излучатель помех. Нас уже ждали. Фактор внезапности был потерян с самого начала. Сейна уничтожила молниями всю мою когорту меньше, чем за минуту. Я выжил только потому, что потерял от электрического удара сознание, а в пылу перестрелки она посчитала меня мёртвым. Очнулся я только тогда, когда бой уже давно закончился. Первым делом я направился искать своих командиров, но нашёл только обезглавленные трупы Феллса и Хелсера и мёртвого Велта. Его я узнал только по одежде и телосложению, ибо лицо было выжжено зарядом молнии. Из всех старших офицеров на этой планете остались только вы и Эксилон. Решайтесь. Я жду ваших приказаний.
Шокирующие новости повергли Висентию в ступор. Теперь она физически не могла ничего сказать, и вместо её ответа по всей комнате разнёсся крик Астерса:
— Вот, видишь, Висентия! Теперь сомнений нет! Давай! Делай, что я тебе сказал! Сейчас или никогда! Ну же! Ну!
Глава 26. Снова вместе, навстречу победе.
Сейна сидела на берегу холодного океана и вглядывалась в горизонт. Повесив плащ на ветку дерева и облокотившись о его ствол, она устремляла свой орлиный взор на восток. Туда, откуда на "Фантоме" когда-то прилетел Сергей. Первый раз в жизни ей пришлось собственными глазами увидеть смерть своего ученика. Как будто не веря в произошедшее, она вновь и вновь доставала из своей памяти эпизоды напряжённых тренировок и сожалела о том, что не смогла подготовить его лучше.
Наконец, восходящее утреннее солнце выскочило из океана и облило Сейну ярким светом. Его лучи весело заиграли на белой кожаной одежде и приятно согрели холодное лицо инопланетянки. Закрыв глаза, она запрокинула голову назад и еле слышно произнесла: