– Джерри, мне кажется, было бы неплохо взять с собой человека, знающего дороги,– сказала она, поглощая толстенный ломоть хлеба с громадным говяжьим языком – сооружение, почему-то считающееся в Аргентине сандвичем.
– С какой стати? – спросил я.– Разве у нас нет карт?
– Да, но вы никогда не ездили по этим патагонским дорогам, а, к вашему сведению, они весьма отличаются от всех дорог в мире.
– Как отличаются?
– В худшую сторону,– сказала Джеки.– Нам рассказывали о них самые ужасные вещи.
– Дорогая, тебе не хуже, чем мне, известно, что ужасы подобного рода – о дорогах, о комарах и о диких племенах – рассказывают всегда и всюду, в какой бы уголок света ты ни поехал, и обычно все это оказывается чепухой.
– И тем не менее Мария, по-моему, внесла дельное предложение. Если мы найдем человека, которому с нами по пути на юг, то мы хоть будем знать, что нас ожидает на обратном пути.
– Но таких нет,– раздраженно сказал я.– У Рафаэля занятия в колледже, Карлос на севере, Брайан учится...
– Есть Дики,– сказала Мария.
Я посмотрел на нее в упор.
– Кто этот Дики? – спросил я наконец.
– Мой друг,– сказала она беззаботно,– он очень хорошо водит машину, он знает Патагонию, и он очень приятный человек. Он привык совершать охотничьи вылазки, так что страдания ему нипочем.
– Под "страданиями" вы подразумеваете лишения или вы намекаете на то, что наше общество будет оскорбительным для его деликатной натуры?
– Шутки в сторону,– сказала Джеки.– Мария, а этот парень поедет с нами?
– О да,– сказала она.– Он говорит, что поедет с великим удовольствием.
– Хорошо,– сказала Джеки,– когда встретимся?
– Видите ли, я сказала ему, чтобы он был здесь через десять минут. Мне показалось, что Джерри в любом случае захочет увидеть его.
Я молча смотрел на них во все глаза.
– Мне кажется, это очень хорошая мысль, а? – спросила Джеки.
– Вы спрашиваете меня? – взмолился я.– А я думал, что вы уже все порешили между собой.
– Я уверена, что Дики вам понравится...– заговорила Мария, и в этот момент на пороге появился Дики.
С первого взгляда я решил, что Дики мне совсем не нравится. Он не произвел на меня впечатления человека, который когда-нибудь "страдал" и вообще был бы способен страдать. Одет он был изысканно, слишком изысканно. У него было круглое пухлое лицо, глаза-бусинки, довольно жиденькие рыжие усики "бабочкой" украшали его верхнюю губу, а темные волосы были прилизаны так, что казалось, будто их нарисовали.
– Познакомьтесь, Дики де Сола,– сказала Мария. Голос ее чуть-чуть дрожал.
Дики улыбнулся мне, и улыбка преобразила все его лицо.
– Мария уже говорила вам? – сказал он, привередливо отряхивая носовым платком стул, прежде чем сесть.– Я в восхищении поехать с вами, если вы будете довольны. Я в восхищении поехать в Патагонию, кого я люблю.
Я начал испытывать к нему теплое чувство.
– Если я не буду полезный, я не поеду, но я могу советовать, если вы разрешите, потому что я знаю дороги. Вы имеете карту? О, хорошо, теперь позвольте мне объясниться вам.
Мы вместе склонились над картой, и через полчаса Дики покорил меня совершенно. На меня повлияло не только его превосходное знание края, который нам предстояло проехать, но и его милая манера коверкать английскую речь, его обаяние и заразительный юмор.
– Ну,– сказал я, когда мы сложили и убрали карты,– если у вас действительно есть свободное время, то нам бы очень хотелось, чтобы вы поехали с нами.
– Подавляюще! – сказал Дики, протягивая руку.
И этим довольно загадочным возгласом сделка была скреплена.
ЗЕМЛЯ ШОРОХОВ
Равнины Патагонии бескрайни и с трудом проходимы, а потому не исследованы; судя по их виду, они пребывают уже долгие годы в том состоянии, в каком находятся ныне, и не видно конца такому состоянию в будущем.
В дорогу на юг нас провожал жемчужно-серый рассвет, предвещавший погожий денек. Улицы были пусты и гулки, а омытые росой парки и скверы окаймляла пышная пена опавших цветов palo borracho и джакаранд – груды глянцевитых голубых, желтых и розовых лепестков.
На окраине города, повернув за угол, мы увидели первые признаки жизни – это была стайка мусорщиков, которые чуть свет принялись за исполнение своих утренних балетных номеров. Зрелище было настолько необычно, что мы сбавили ход и некоторое время медленно ехали за ними. Посередине мостовой со скоростью пять миль в час громыхала большая повозка. На ней по колено в мусоре стоял рабочий. Четверо других рабочих, как волки, бежали вприпрыжку рядом с повозкой, время от времени исчезая в темных подъездах и появляясь из них с полными мусорными ящиками на плечах. Поравнявшись с повозкой, они сильным движением подбрасывали ящики вверх. Рабочий в повозке ловил их, вытряхивал и бросал обратно, проделывая все это одним плавным движением.
Расчет был великолепный – в то время как пустой ящик падал вниз, вверх уже взлетал полный. На полпути они встречались, и иногда в воздухе находилось одновременно четыре ящика. Все это проделывалось молча и с невероятной быстротой.
Вскоре мы покинули пределы города, который еще только начинал пробуждаться, и понеслись по равнине, золотой от восходящего солнца. Утренний воздух был прохладен, и Дики оделся потеплее. На нем было длинное твидовое пальто и белые перчатки, а его черные добрые глаза и аккуратные усики "бабочкой" выглядывали из-под смешной войлочной шляпы, которую он надел, по его словам, для того, "чтобы держать уши нагретыми".
Софи и Мария скрючились в глубине лендровера на целой горе нашего снаряжения, которое по их же настоянию упаковали в ящики с острыми, как ножи, краями. Джеки и я сидели вместе с Дики на переднем сиденье, расстелив на коленях карту.
Названия некоторых поселений, лежавших на нашем пути, были просто великолепны: Часкомус, Долорес, Некочеа, Трес-Арройос – произносить их было одно удовольствие. Потом мы проехали две деревни, которые разделяло расстояние в несколько миль. Одна из них называлась Мертвый христианин, а другая – Богатый индеец. Мария объяснила это странное явление тем, что когда-то индеец разбогател, убив христианина и украв его деньги. Как ни романтично было это объяснение, мне почему-то показалось, что оно далеко от истины.