А жрецы с телеэкранов, успокаивая нацию, вещали о блестящей молниеносной операции возмездия, втрое уменьшив число убитых, раненых и вообще забыв о тринадцати солдатах, без вести пропавших в песках.
Не ошибся Хардман и в этот раз. Через час на базу прилетел вертолет с фельдъегерем из штаба. Тот схватил карты Крымского полуострова, как хватают печеный картофель из огня, а взамен оставил другой пакет, со знакомыми планшетами – Балканского полуострова. Подобная маленькая неточность была в пределах допустимого: на штабных столах проигрывалось столько операций, где фигурировали острова, полуострова, каналы и проливы, что спутать Крымский полуостров с Балканским было немудрено.
Вечером батальон Дениза загрузился в «боинг» и улетел в Боснию, единственный из всей бригады и без всякой поддержки в штабе миротворческих сил ООН, поскольку влиятельный Хардман оставался во Флориде.
Это был рок или чья-то злая воля: Джейсон обязан был заменить французов в печально знакомой разделительной «зоне 0019». Но прежде его взяли в оборот чины из ЦРУ, отличающиеся беспардонностью в общении со своими. Плели черт-те что, обвиняя Дениза в халатности, и не желали слушать никаких аргументов в оправдание. Должно быть, мастера тайных дел хотели списать исчезнувших пехотинцев на сербских снайперов, что было проще и легче, чем попытаться объяснить неожиданное сумасшествие. Уайн и Экстон, эти два призрака, перестали показываться хорватскому населению и, кажется, убрались из Боснии без всяких следов. Едва отвязались цэрэушники, как зачастили с визитами предупредительные офицеры из службы безопасности ООН. Оказалось, что французы за месяц работы в зоне потеряли четырех человек! По официальной версии все они были похищены сербским спецназом, каким-то невероятным образом проникающим в зону. Ооновцам тоже не хотелось разбираться в деталях событий, происходящих в районе горы Сатвы, хотя в их руках оказался один из потерпевших «лягушатников», захваченный сонным на альпийских лугах. Несчастный «миротворец», по осторожному мнению ооновцев, находился в глубокой депрессии.
Чтобы побеседовать с ним, Джейсону пришлось добраться до объединенного штаба: везде почему-то ставили рогатки, помогло лишь имя генерала Хардмана.
Француз был не в депрессии, а напрочь лишен рассудка. Это состояние можно было назвать крайней степенью восторга, когда жизнерадостность и веселость человека становятся маниакальными. Не было никаких признаков подавленности психики. Он улыбался, как ребенок, и умилялся всему, что видел.
– Что с тобой произошло? – мягко спросил Дениз. – Ты помнишь, что случилось?
– Ничего! – засмеялся солдат-«лягушатник», будто нашпигованный наркотиком. – Вечером воздух летит в гору, а утром – с горы! И это так прекрасно!
– Летящий воздух – это ветер?
– Нет, ветер бывает в долине и только в полдень, когда пролетают ласточки.
– Скажи мне, ты знаешь, кто ты? – поинтересовался Джейсон, ощутив, что от его веселости сам начинает беспричинно улыбаться.
– Не знаю! – восхищенно ответил француз.
Дениз принес зеркало и поставил перед ним на стол.
– Ты когда-нибудь видел этого человека?
«Лягушатник» пришел в восторг.
– Нет! Но он счастливый! Посмотрите, как смеется!
– А как можно стать счастливым?
– Это удача! Как игра в рулетку! И от тебя ничего не зависит.
– Значит, тебе повезло? – Джейсон уже сидел, оскалившись, и никак не мог сжать губы.
– Повезло! – Он озирался и зажимал себе рот. – Повезло!.. Ко мне явился ангел! Спустился с неба! И коснулся головы. Вот здесь! И сказал: брось оружие, сними одежду и иди за мной! И я пошел.
– И сейчас идешь за ним?
– Да! Вот он, передо мной! – «Лягушатник» показал куда-то в потолок над головой Дениза, помахал рукой. – Я сейчас! Сейчас, только поговорю с этим человеком!