Вслед за ним из темноты выскочил огромными прыжками другой танцор – день. На голове его красовался убор из белых орлиных перьев, лицо было покрыто приветственными цветами – белым и голубым, мокасины тоже были светлые, ноги украшены белыми совиными перьями.
Так начался танец, изображавший борьбу дня с ночью, – танец в честь пребывания вождя в лагере.
Мы смотрели на это зрелище широко раскрытыми глазами. Бубны били все быстрее, и все быстрее бились наши сердца. Понемногу мы и сами начали раскачиваться и отбивать ногами такт. Перед глазами мелькали белые перья орла и черные – ворона, а дудки и свирели свистели над головами, как тучи летящих стрел.
Глава IV
Когда кончается лето, вава – дикий гусь улетает на юг. Над чащей начинает петь кей-вей-кеен – северо-западный ветер. Потом снова снег пригибает к земле белые березы, мороз сковывает льдом озеро. Зимой волчьи стаи, собираясь на охоту, воют на луну, поют Песню Смерти одиноким лосям и оленям.
Мы учимся ставить силки, ловить рыбу в прорубях, ходить в одиночку в чаще, управлять собачьими упряжками. Быстро бегут дни, недели, месяцы. Трудно обо всем рассказать – не все сохранила память.
И вот слышится над чащей крик возвращающихся гусей. Брат мокве – медведь вылезает из зимней берлоги. Медведица выводит малышей на теплый солнечный свет. Братья бобры высовывают круглые головы над водой у своих плотин.
Молодые Волки начинают учиться ездить верхом и строить лодки. Быстрое весеннее течение несет березовое каноэ, как ветер. Потом река успокаивается – уже лето. Мы плывем на мелководье, где греются на горячем летнем солнце жирные щуки.
Мы уже не так малы и беспомощны, как в первые месяцы жизни в лагере. Овасес скуп на слова, зато щедр на ремень. Но еще щедрее отдает он нам свои знания. Он знает, что наилучшим учителем бывает нужда и необходимость. Поэтому на третий и четвертый годы пребывания в лагере он вводит новый обычай: кто не сумеет добыть зверя, тот… не ест. Такие испытания продолжаются сначала неделю, потом две, три…
И вот на пятый год школы природы, с начала месяца Ягод и до первого снега, мы должны рассчитывать только на собственное копье и лук, на сообразительность следопыта и зоркость охотника. Но в этих испытаниях мы не одиноки. Некоторые мальчики – лучшие следопыты, у других даже птица не уйдет от стрелы, а третьи умеют подманивать зверя или находить новые рыбные места. Поэтому один помогает другому. А собственноручно добытый кролик в тысячу раз вкуснее, чем подаренный старшими медвежий окорок.
Как быстро проходит время! Вот уже снова воют волки и дует над заснеженными палатками зимний северный ветер, и снова слышен певучий шум воды первой весенней оттепели.
Я уже не маленький мальчик. Теперь мне не нужно становиться на камень, чтобы взобраться на спину коня. На маленьких ути, прибывающих в лагерь, мы смотрим свысока, как когда-то смотрел на нас Танто. Танто уже почти воин… Как быстро бегут в моей памяти те годы!
Снова прошел месяц Цветущих Деревьев. Над озерами раскричались утки и гуси. Солнце грело все горячее, все дольше оставалось над чащей и все удлинялась его дорога с востока на запад. Был месяц Ягод.
В этом месяце, как и каждый год, мы больше времени проводили в чаще, чем в лагере. Лес стал для нас вторым домом и все доверчивее открывал нам свои тропинки и тайны.
В конце месяца Ягод я обнаружил вблизи Гремящих Ям берлогу серого медведя. У подножия Острых Скал мы с Прыгающей Совой нашли несколько волчьих логовищ. Мы уже умели читать по следам: проходил ли тропой человек, быстро ли шел, больной или здоровый, друг или враг.
Лес стал для нас добрым старшим братом, кормильцем и жилищем. В нем мы черпали свою мудрость – знания о жизни, умение жить. Мугикоонс – волк был нашим другом, хотя мог стать и врагом, так же как и медведь, ласка или олень. Деревья защищали нас от ливней и давали кору для каноэ и ветки для луков.
Убив медведя, мы не бросали череп, а вешали его на ветку, украшали бусами и перьями, а внутрь сыпали табак – жертву Духу медведя. Тушку убитого бобра бросали в речку, потому что его стихия – вода.
Убитого оленя охотники кладут головой в направлении кей-вей-кеена – северо-западного ветра, перед мордой ставят посуду с едой и начинают танец: охотники изображают бег оленя, его прыжки, потом поступь охотников, сцену погони, нападения и смерти. Потом они подходят к убитому животному, гладят его и благодарят за то, что дало себя убить.
– Отдыхай, старший брат, – поют они.
А шаман, облаченный в оленью шкуру, с рогами на голове, говорит так:
– Ты принес нам свои рога, и за это мы благодарим тебя. Ты дал нам свою шкуру, и за это мы благодарим тебя. Ты наполнил своим мясом наши желудки, и за это будь счастлив в Стране Вечного Покоя, где мы встретимся после смерти. О великий мудрый старший брат! Прости нас за то, что мы должны были тебя убить.
– Прости, старший брат, – повторяют воины.
Мы никогда не убивали без надобности. Индеец имеет право охотиться лишь тогда, когда ему угрожает голод. Нельзя также выходить на охоту, если накануне приснился плохой сон или если шаман запрещает охотиться. Ведь в чаще тоже есть враги – злые духи или зловредные маленькие лесные душки, которые сбивают с дороги, заводят в болота и топи.
Поэтому, когда нам приходилось провести ночь в чаще, мы не боялись ни зверей, ни грозы, ни ветра, ни темноты. Но стоило нам услышать какой-нибудь непонятный звук, чтобы ночь сразу превратилась в ад, и не только для маленьких мальчиков. Мы сбивались в кучку вокруг костра, дрожа от страха: нам казалось, что мы видим во тьме враждебных людям, деревьям и животным злых духов, слуг Канаги: скелеты без голов, бегущих оленей с выеденными внутренностями, сидящую на спине оленя слепую рысь с плачущим ребенком в зубах.
Были такие минуты, когда нам казалось, что призраки кружатся вокруг нас в бешеном танце, что каждый видит их своими глазами и уж ничто не может нас спасти. Ночь проходила без сна, а на рассвете мы покидали страшное место, чтобы никогда уже сюда не возвращаться.
Но месяц Ягод был чудесным месяцем. Мы резвились и играли целыми днями. Но в конце концов трудно было отделить радость от учения и развлечение от труда.
Овасес, Сломанный Нож или Большое Крыло рассказывали о старых временах, о боях и войнах между племенами. И после этого мы вели войны между собой, заимствуя из событий прошлого все то, о чем охотно рассказывали старики. Мы обычно делились на два лагеря из одних ути – мальчиков без имени. Каждый из нас разрисовывал себе лицо и грудь военными красками и как воин, вступающий на тропу войны, натирал свое тело жиром для защиты от насекомых. Старшие мальчики посмеивались над нами, поэтому мы охотно с согласия Овасеса убегали из лагеря на несколько дней в лес, чтобы вести свои стычки и войны «между племенами».
Среди нас было два вождя – Прыгающая Сова и я. И сейчас, закрыв глаза, я хорошо вижу поляну под Скалой Безмолвного Воина, где мы собирались перед походом, слышу голоса и вижу лица моих воинов, разрисованные красной, желтой и черной красками.
Перед нами речка. За речкой лес, куда вчера со своим отрядом выступил Прыгающая Сова. По приказу Овасеса мы должны были его сегодня выследить.
Мы знали, что Сова вошел в чащу с северной стороны, но я слишком хорошо знал своего друга, чтобы подумать, что в том же направлении можно найти его отряд. Следовало также остерегаться разведчиков, которых мой осмотрительный друг наверняка оставил на опушке леса, чтобы они следили за нами.
Переплыв речку, мы пошли по следам отряда Прыгающей Совы. Мы двигались гуськом. Как только мы вошли в лес, я послал пятерых обнаружить следы разведчиков Совы, а сам с остальным отрядом направился по большой дуге на юг.