Итак, развивается цивилизация, найдены дешевые способы получения энергии, неприятную и тяжелую работу поручают машинам. Перепроизводство, изобилие. Но человеку все хуже. Учащаются самоубийства, клиники переполнены душевнобольными; искусство все мрачнее и безнадежнее. Духовные страдания страшнее физических. Причина где-то в человеческих взаимоотношениях. Люди не находят общего языка, перестают понимать друг друга и даже не пытаются понять. СТРАСТЬ, НЕНАВИСТЬ, ДРУЖБА, ЛЮБОВЬ, СОСТРАДАНИЕ - эти их слова, прежде определяющие человеческие взаимоотношения, постепенно исчезают из языка. В моде фальшивое спокойствие и безразличие, каждый - сам по себе. Люди Земли-альфа словно подражают бетянам, а те, кому это не удается, прибегают к алкоголю и наркотикам, чтобы духовно и эмоционально отупеть, забыться наедине с собой. Бегство в себя от себя. Замкнутый крут. Тупик.
Они мечтают об одиночестве и страдают от него. Потому что они другие, потому что им слишком многое дано. Но они не хотят этого многого. Они находят во Вселенной рай. где можно быть одиноким и самому по себе, не страдая. И бегут туда.
На Землю-бета. На планету Спокойных.
Все это представлялось нам величайшей нелепостью, какой-то ошибкой в конструкции нашего предка. Мы часто спорили, и я, увлекшись, начинала приводить аргументы, которые в устах Николь звучали совсем уж невероятно. Ловила на себе удивленно-пристальный взгляд Гура и спешила перевести разговор на другую тему, потому что разбираться в проблемах Земли-альфа на уровне девочки из ВП все равно не имело смысла.
Эти паузы не нравились нам обоим, и вскоре Гур принял правила игры. Лицо его не менялось, даже если я цитировала изречения профессора Мичи, умершего восемьдесят лет назад. Моя личность занимала его гораздо меньше, чем наши регулярные беседы. Думаю, что, если бы в тот период я даже призналась ему, что я Ингрид Кейн, ему было бы все равно.
Но все же он первым взглянул на меня. Я что-то доказывала и вдруг заметила, что он на меня смотрит. Не как обычно, не видя, ожидая лишь завершения моей мысли, чтобы бросить ответную реплику, а, наоборот, не слыша. Он вглядывался в мое лицо, ощупывая его цепким немигающим взглядом птицы, собирающейся клюнуть.
– Ты не слушаешь?
– Тебе надо отдохнуть, Николь. Неважно выглядишь.
– Чепуха, послушай…
– Завтра я свободен. Как насчет морской прогулки? Тебе нужен свежий воздух. И хватит курить.
Гур отнял у меня сигарету. Мой окурок чем-то заинтересовал его, он нацелил взгляд на пепельницу, полную таких же окурков.
– Ты что?
Гур поспешно поставил пепельницу на место.
– До завтра.
Когда затихли его шаги, пепельницей занялась я. Скорее всего я иначе, чем Рита, втыкала в нее окурки… Да мало ли что! Он обратил на меня внимание. Это было скорее плохо, чем хорошо.
Гур зашел за мной очень рано, и, пока я плелась за ним по загадочному коридору (успев заметить, что он продолжается без конца), пока мы поднимались по лестнице к люку, ведущему в кабинет (откуда я свалилась), а затем на лифте на крышу, я неудержимо зевала, хотя впервые за много дней меня вывели на волю развлекаться. Правда, под конвоем, но все же… Меня покачивало, будто после болезни, колени дрожали.
В Столице уже наступила осень. Небо походило на мокрую простыню, через которую ветер сеял капли дождя. На черном лакированном корпусе гуровского аэрокара рыжими мазками прилипли кое-где мертвые листья. Я с наслаждением глотнула пряный сырой воздух, голова закружилась, но через секунду все встало на свои места. Крыши соседних домов, прилипшие к аэрокару листья и капли на стекле показались обостренно четкими, как на фотографии.
Будто я снова глотнула альфазина.
Преимущество молодости - способность организма мгновенно восстанавливать силы.
Окна аэрокара были зашторены - для конспирации, и я не видела, куда мы летим. Но можно было догадаться, что к одному из рекомендованных в утренней сводке погоды пляжей, где "день обещает быть солнечным и теплым". Гур всю дорогу молчал, я дремала.
Стоп. Дверца распахнулась, и я почти вывалилась из аэрокара на горячий песок. Трудно было поверить, что где-то осень и дождь, что еще час назад по корпусу аэрокара скатывались капли. Сейчас он был раскаленный, сухой, и в нем отражались дюны и море.
Море плескалось в нескольких шагах, на его фоне подернутое утренней дымкой небо казалось тусклым, белесым. Солнце грело, но не жгло - то самое "бархатное" тепло, в которое погружаешься, как в ванну, которое размагничивает, усыпляет, ласково укачивая, подобно газу "вечного успокоения". Песок набился в туфли, под одежду, но вставать не хотелось.
– Может, хотя бы переоденешься?
Гур направлялся ко мне с купальником, наверное, с тем самым, в котором когда-то соблазняла его Рита. Он был уже босиком и в шортах, сутулый, угловатый и нескладный, как подросток, но в движении его тело становилось красивым, гибким и сильным, как у зверя из семейства кошачьих. Эрл Стоун…
Он помог мне подняться, подал купальник и продолжал что-то говорить, спокойно глядя на меня. Я ждала, когда он отвернется, и уже собиралась попросить его об этом, как вдруг сообразила, что Николь была его подружкой и ему вовсе не обязательно отворачиваться в подобной ситуации. Я почувствовала, что краснею, и с досадой рванула молнию на платье, но Гур уже все понял.
Его взгляд на мгновение вцепился в мое лицо, но он тут же отвернулся и, бросив мне купальник, ушел разбирать багажник. Фу, как глупо!
Гур возился с разборной лодкой. Я подошла, уже в купальнике, - он не смотрел на меня. Я положила ему руку на голову - волосы были жесткими, горячими от солнца. По его взгляду тут же поняла, что лишь усугубила предыдущую ошибку. Во всяком случае, он звал, что я сделала это, чтобы ее исправить. Я убрала руку.
Но когда лодка, наконец, была собрана, когда затрещал мотор и мы помчались к горизонту, чуть касаясь кормой воды, когда солевые брызги ударили в лицо, от ветра перехватило дыхание и нас швырнуло друг к другу - Гур уже не мог не обнять меня. Это было законом, ритуалом Земли-бета - он и она, обнявшись, мчатся по волнам в двухместной лодке. Сотни раз я каталась так в молодости, и Гур наверняка тоже, когда еще был Эрлом Стоуном. Обняться здесь было так же естественно, как в танце. Все же мы оба родились на Земле-бета.
Его ладонь легла мне на плечо, утвердилась там, потом я ощутила спиной всю его руку и почувствовала, как горячая волна кувыркнулась где-то во мне, ударила в голову и, опалив щеки, ушла. Знакомое ощущение, только, пожалуй, сильнее, чем прежде. Мне было не до анализа - меня обнимал Эрл Стоун. Я знала это и только это и опасалась одного - как бы он не убрал руку. И еще мне нужно было делать вид, что мне плевать на его руку, потому что она уже обнимала Николь тысячу раз. А ему нужно было делать вид, что он верит, что мне наплевать. Забавно. Мы оба играли и оба знали, что играем.
Мы сидели так очень долго, не шевелясь, пока Гур, наконец, не выключил мотор. Лодка остановилась, и он убрал руку. Стало вдруг очень тихо. Пляжи с соснами и дюнами, люди и коттеджи остались за горизонтом. Мы были одни в море. Вокруг перекатывались белые барашки воли, лодку покачивало. Я вспомнила Унго, отель "Синее море". Тогда все было просто. И спокойно.
Я подумала, что море совсем не синее. "Голубое небо", "Зеленый лес", "Красный закат" - так тоже просто и удобно. Все упрощать. Но закат на Земле-бета совсем не красный, а море не синее. Какое?
Чтобы его описать, нужно чувство. Сам для себя ты все понимаешь, но если тебе нужно кому-то рассказать… Требуются особые слова, рожденные чувством. Чувством к другому.
Бетяне этого лишены.
Синее море.
Я смотрела, как Гур плавает, плавно и ритмично закидывая руку, неслышно вспенивая воду ступнями. В воде он был естествен, как рыба, даже лицо становилось каким-то рыбьим.
А я решила установить вышку, нажала на пять метров и, стоя на площадке, которая медленно поднималась, видела обращенное ко мне лицо Гура - теперь он лежал на спине, раскинув руки.
Он открыл глаза, и я постаралась не ударить в грязь лицом - когда-то Ингрид Кейн прыгала классно. Я выбрала один из самых сложных и эффектных прыжков, бесшумно вонзилась в воду и, не размыкая ладоней над головой, продолжала полет вниз, в темнеющую бездну. Глубже, глубже. Сейчас дыхание кончится. Предел. Рука Гура на моем плече. Нет. Вверх, быстрее!