— Что ж это такое? Неужели волки, про которых говорила Мармусия? — забеспокоился Сиз. — В наших краях давно волков не было и не водилось. Да что-то и не похоже это на серых, голоса совсем не те. Завоет, завоет, а потом будто ножом по камню: pax! рах!..
— А вы слыхали, — прогудел Вертутий и со всех сил налёг на вёсла, — вы слыхали ту старую историю про какого-то дикого лесного приблуду, что кажется тут над озером…
— Да ещё б не слыхать! Он моего деда, Сиза Стоглаза, прямо в доме задушил…
— Ну-ну-ну! Расскажите, как это было, — придвинулся ближе Чублик.
— Да уж было, чтоб над ним ворон каркал! Вот так было. Как ночь, так и стало показываться в наших краях какое-то ночное страшилище. Кто знает, из каких чащоб, из каких болот и трясин оно притащилось. А только хищное и коварное — страх. Запах от него густой, волчий запах, а только присмотрелись — не волк. Ходит на двух лапах, шерсть у него косматая, а голова — будто человеческая. Но страшнее всего — оно всех в лесу душило. К чему притронется лапой, там и смерть… Подкрадётся из темноты, смотрит: дед наш седенький грибы собирает. Оно подползёт, схватит старого за спину — и дед упал, почернел, обуглился весь, как горелый пень. Тронет дерево лапищей — и дерево засыхает. Дунет в дупло — и бедные птенцы гибнут. Видно, не наше оно было, приблудное. Вот и храпело, бегало глухими ночами в дебрях и все живое в пуще топтало. Топтало и жрало. У нас его так и называли: Мёртвая Пасть.
— Ты смотри! — оторопело оглянулся Чублик. — И долго оно в лесу блуждало?
— Ох долго, сынок. И зла натворило нимало. Одного боялось проклятое — светлячков, а ещё больше — больших весёлых костров. Все разбойное, оно, знаете, любит темноту, глушь, а тут вдруг среди ночи — огонёк. А где огонёк в лесу — там песня, весёлые разговоры, жизнь. Вот он, этот лохматый приблуда, станет за деревом, отвернётся и храпит: страшно его огонь и наши стоусы раздражают. Покинут наши поляну, тогда он выскочит из темноты и давай светлячков топтать, лапами, лапами их, а потом землю гребёт и огонь засыпает и тоже лапами сверху. Страшно светлячков не любил и боялся, злыдень! Да чтоб ему, даже на луну зубами клацал! Как только луна выплывет в небо, он тогда в корчах отползёт и землю, землю гребёт лапами, в небо кидает. Будто хотел и луну погасить, чтобы темно и страшно было кругом.
— Может, это болотный оборотень? — глухо откликнулся Вертутий. — Говорят, они водятся в трясине, в болотных топях, и не то что света, а малейшей искорки в лесу боятся: от света они слепнут и гибнут. Возьми и ткни ему огнём под нос — он так и окаменеет, замрёт, в трухлявый пень обернётся.
— Кто его знает, — пожал плечами Сиз. — Я же вам говорил: наши тоже думали, что это волк или оборотень. Но нет. Что-то, брат, страшнее: какой-то ночной слепец-душегуб. Подкрадывался и, где блеснёт над озером огонёк или хоть маленький светлячок, — храпел, топтал его лапищами, а потом в глухомани, в темноте кидался на наших…
— Хм, напасть! — тихо буркнул Вертутий. — Что ж это такое? И что с ним приключилось? Куда оно сбежало-подалось?
— Сбежало!.. Такое страшилище сбежит! Выкопали наши яму, как раз там, за Кабаньей речкой. На дно бросили драную рубаху одного седенького деда — для приманки. И говорят: «Вы, дедушка, тут посидите, в холодочке. А захотите грибы собирать — собирайте себе на поляне. А мы пойдём дальше за речку». Пошли. Только деда не оставили там, спрятали в дерюгу. И понесли с собой. А тот лохматый приблуда как услышал, что дед будто бы сидит в холодке, глаза хищно засверкали, он стремглав — прыг на рубаху! И в яму! Прямо в железные клещи — лапами! Попался! Побили его наши дубинами, в лохмотья измолотили. Говорят: хватит ему! Уже трижды дух испустил! И что вы думаете? На другую ночь пришли наши к яме, глядь — и следу нет от приблуды! Удрал, забитый из ямы выбрался! Только оставил там недобрый знак: воткнул над ямой палку, повесил на ней клубок чёрной палёной шерсти и проткнул тот клубок стрелой из камыша. Чтоб на лес, на наши озера стрела показывала!.. Как увидел этот знак старый Овид Варсава (а он был мудрый стоус, и внук его, наш профессор Варсава, точь-в-точь в деда своего удался), как увидел. этот знак, потемнел весь и говорит:
— Недобрая примета! Вы знаете, что этим знаком передал нам тот хищный душегуб? Он, аспид, говорит: «Я приду к вам через сотню лет, приведу из пещер новых братьев-приблуд, и мы спалим вас и ваши леса дотла!»
— Ну, это когда было! — загудел рассудительно Вертутий. — Оно, может, когда и было, да давно сплыло. А может, это и просто выдумка или такое давнее происшествие, что уже всё мхом обросло. Сейчас не те времена. Отроки наши лесные в школу ходят, да и мы с вами, кхем, уже не это… У вас музей, а у меня ветряков наплодилось, ого-го сколько!