Выбрать главу

Варсава терпеливо ждал, пока все рассядутся, потом кивнул лысой головой (а голова у него совсем голая, и только на её верхушке торчала тоненькая кисточка волос), кивнул важно и предоставил первое слово говорливому Хвороще.

— Собрание! — сказал Хвороща и воинственным жестом вытянул из-за уха петрушку. — Что я думаю про эти тучи, про это гудение и чёрные сверкания среди ночи? Я думаю, что это собирается великий дождь. И пусть он себе капает, пусть он себе льётся, как говорят, старую жабу водой не испугаешь, или лучше, где дождь, там и завязь, а где завязь, там и дыни. И слушайте, что я вам скажу по секрету: завтра, стало быть в воскресенье, у меня большой день — именины. Почтительно приглашаю вас, слышите, всех, приглашаю маленьких и больших, ко мне за стол. Гуртом дружненько сядем и приобщимся до моего урожая, на то и воскресенье, чтобы есть урожай…

Тут Хвороща выкатил из мешка большую рябую дыню-телёнка.

Под берёзой словно зашелестели листья — все заулыбались; той перемигнулся, это тихонько толкнул соседа в плечо:

— Кто про беду, а Хвороща — про пироги на меду!

— Ага! Пришил кобыле хвост, а у кобылы и свой длинный!

Встал хмурый Вертутий, откашлялся, прогудел: не время перебрасываться шутками, смотрите — плохие, недобрые приметы на небе. И показал пальцем на лес, который тёмной, глухой стеной возвышался под нахмуренным месяцем.

— Разве вы не слышите, кхем? Там что-то чадит, или это так мхом горелым пахнет. Думаю, будет великая сушь. Дымятся болотные огни на торфяниках и бродах, всё к нам бежит — птицы, белки, куницы…

— И деревья недобро стонут. Сам слышал: ветра нет, а из сосны — такое тяжёлое, такое тягучее скрипение.

— Я иду, а оно как сверкнёт чёрным огнём, прямо над моей головой! Я так и присел. Глядь, а вся рубашка на мне обгорела, — шамкал беззубо старый дед Лапоня, до сих пор напуганный случаем в лесу. — Беда надвигается…

Все примолкли, встревоженно ожидали, что скажет учёнейший муж — профессор Варсава.

Профессор надел одни очки, на них другие. Третьи нацепил аж на кончик носа. И его ученики-лунаристы сразу посуровели, подтянулись, все как один повернулись к нему, к своему учителю. А Варсава замер в глубокой задумчивости, устремив глаза в глубокое ночное небо. Потом заговорил тихим, на чудо спокойным голоском, но столько мудрости, столько проницательности и значительности было в его негромкой речи!

— Почему плывут тучи? Почему стонут деревья? Почему сверкает огонь в лесу? Про это не знает никто. Когда никто не знает «почему», никто не знает и «что».

И словно поражённый его загадочной речью, где-то в дебрях леса блеснул огонь и гулом прокатился в тёмных пещерах ночи; а за ним послышалось грозное и тоскливое:

— Ов-ву!.. Ову-вов-воу! Pax, pax!

Это долгое тягучее завывание перепугало присутствующих.

Триусы и стоусы повскакивали с лавок.

Тогда и пыхнул трубкой Сиз и глубокомысленно произнёс:

— Раз мы не знаем «почему?», то кому-то надо идти. Думаю, что именно мне. Туда! — и он ткнул трубкой в лес, на Щербатые скалы, где и прокатился гулом резкий запах огня.

Больше Сиз не проронил ни слова. Пригнулся, зашнуровал башмаки и зашагал по тропинке. В тёмную потревоженную ночь, где творилось что-то недоброе.

— Дядька Сиз! Дядька Сиз! — закричал вдруг Чублик и кинулся за ним. — Я с вами! Возьмите меня, я с вами пойду!

Всё собрание стояло над лавками, из леса потянуло чёрной гарью, а двое, да ещё луна над ними, качаясь, словно лодочки, побрели тропинкой, невысоким соснячком, а потом углубились в чащу.

Могучие сосны стояли в лесу рядами, будто высоченные колонны. Хвоя наверху сливалась в цельный тёмный шатёр, но всё же кое-где пробивался свет луны, и тогда от сосен ложились на землю длинные ровные тени, а Чублику казалось, что это лежат, притаившись, какие-то лесные богатыри-воины. Идти под соснами легко, глазам открывались широкие прогалины, и Чублик, поддавшись весёлому настроению, вдруг спросил:

— Дядька Сиз! А вы умеете ходить королевским шагом?

— Как, как? Я что-то не расслышал.

— А вот так: парадным королевским шагом!

Без долгих разговоров Чублик показал: легко, словно птица, запрыгал на тропинке; одну ногу он высоко подкидывал вверх, а другой делал два притопа:

— Оп-ля-ля! Оп-ля-ля! Попробуйте! Тело будто летит в воздухе!

— Хе-хе!.. Попробую. Как там говорится: убежать не убежим, а побегать можно. А ну, а ну же: оп! Нет, не с той ноги начал: оп-ля!.. Хе! Оп-ля-ля!

— Давайте вдвоём! Вашу руку: оп-ля-ля! Оп-ля-ля!