У Сиза так и сверкнуло перед глазами: «Светлячки… светлячки… музей… величайшая, ценнейшая в мире коллекция!»
Но чудо: дом стоял целый. Он только немного пожух, сверху кое-где взялся сизоватыми клочками гари.
Сиз машинально, без всякой мысли ткнул в стену чубуком. И дом рухнул.
Весь сразу осел на землю — с сухим шелестом. А из пепла, как ночное привидение, встало облачко дыма и долго стояло, заглядывая стоусам в глаза. И они, остолбенев, тоже глядели на облачко, на её змеящиеся косы, словно ждали от него ещё какого-то явления. Молча стояли Сиз, Вертутий, Чублик, Мармусия. Им всем запорошило щёки этим сухим прахом.
Облачко осело — и стало видно обгорелый вход под землю. Тёмную яму, присыпанную свежим пеплом.
Хорошо, что спальня и музей у Сиза были спрятаны на глубине, под крутым песчаным берегом.
Стрела с чёрным огнём какого-то бродяги угодила в дом, и старый кленовый пень выгорел весь дотла, до самого глубокого корневища в песке. Но спальню и подземные галереи огонь не достал — задымлённые, потрескавшиеся у входа, они всё-таки остались целы.
«Где они взялись на нашу голову? — думал про мохнатых страшилищ Чублик. — Мы так хорошо жили себе над нашими озёрами. Дядька Хвороща сажал на огороде свои дыни, дядька Сиз выращивал светлячков, а мой дед собирался сделать такую мельницу, чтобы она крутилась в полной тишине, без малейшего ветерка. И вот они набежали на нас, эти дикие, эти страшные приблуды. Что им нужно тут?.. Наверное, у тех пещерных приблуд так заведено: где сила, они обходят, где видят, что одолеют, — туда всей ордой. Но разве мы слабее их?»
Сиз, Вертутий, Мармусия глядели на сгоревший дом, на тучку-змею, которая присела и спряталась в груде пепла, и беспокойные мысли сновали на их встревоженных лицах.
Мармусия первая опомнилась и решительно сказала:
— К вам, Вертутий! Как бы и там, у вас, не походили эти болотные лапищи!
Давно такого не было на озёрах: день стоял в разгаре, с неба палило яркое солнце, а две кучки стоусов и триусов, вместо того чтобы отсыпаться в прохладных домах, как им назначено самой природой, махали вёслами, надрывались, гнали лодки к Верхнему озеру.
Острый, ослепительный отблеск воды, гребля, песчаный берег Вертутия…
То, что они увидели на серых песчаных холмиках, нельзя передать словами.
Мельницы были поломаны, разбиты вдребезги, втоптаны в песок; видно, для смеха какой-то громила посбивал самые певучие ветряки, а на палках поразвешивал старые Вертутиевы башмаки, куски глины, решёта, горшки… песок было истоптан. И перекопан, лишь затенённые каналы с водой и высокую песчаную крепость, тоже окружённую поясом воды, дикая орда обошла.
Кто-кто, а Сиз XII снова себе заметил в мыслях: боятся, смертельно боятся пещерные чужаки даже лужицы…
Не стоит говорить, как посерел, сгорбился Вертутий, когда ходил разорённым своим царством, среди развалин умолкших ветряков, где раньше он так блаженствовал. Он грозно откашливался и что-то тихо бормотал: «Кхем!.. В пень и колоду, это им так не пройдёт!»
За Вертутием ходила Мармусия и гневно возмущалась:
— Фу, фу! Какой дух они вам оставили тут! Ах, нечёсанные! Ах, немытые дикари! Давайте, Вертутий, я вас немного покроплю своими духами.
— Не надо, — хмуро отказался Вертутий. — Оставьте. Мы их покропим, тех разбойников.
Совсем другую картину застали они у Хворощи.
Весёлый, неугомонный Хвороща именно угощал — кого бы вы думали — одного из мохнатых страшил. Как он его поймал, не могу сказать. А только хорошо обмотал верёвкой, привязал сидя к дереву — тут же, на бахче. И прикатил целую гору дынь. И сейчас угощал, прямо в рот напихал ему сочной мякоти.
— Ешь, ешь, вражий гостюшка, угощайся! Ничего, не стони, не отворачивайся, курносый ты мой, послушай лучше меня: чрево не древо, раздастся. Вот мы тебе сладкой, вкусной, слоновой дыньки. Будешь знать, как с огнём врываться на бахчу!..
Пещерник сопел и мычал со страха, до ушей залепленный дыней, бестолково крутил головой. Глаза у него лезли на лоб. А светлый медовый сок капал с языка и струйками бежал на мохнатое пузо. Вертутий не стал смотреть на эту застольную муку. Ножом разрубил туго затянутую верёвку, отпустил Хворощиного гостя, дав ему доброго пинка на дорогу. Освобождённый разбойник с дыней в зубах так припустил с бахчи, что, кажется, не бежал по земле, а прямо летел в воздухе.
Поговорили и остановились на мысли Сиза — ехать к Варсаве, там всем вместе посовещаться.