Тяжёлая душная ночь висела над землёй. Лес словно подступил к самому берегу, весь заполненный тишиной и хмурой мглой. Молчало небо, и где-то внизу еле-еле поблескивало озеро.
Прошли песчаные холмы и увидели: над озером собралось полно лесного народа, кто с лопатами, кто с заступами, а кто прикатил и тачки. Народ глухо гомонил и толпился, а в темноте казалось — шевелится муравейник.
Расступились и пропустили Сиза в середину. Цепким глазом Сиз оглядел берег: именно такое место, какое нужно! Из леса вела сюда большая прогалина-луговина, трава тут стелилась ровной скатертью до самого озера, и только над водой берег круто обрывался вниз. Правда, стена кручи была неширокая, с двух сторон обваленная и суженная так, что можно было на пологих обвалах и спусках легко съехать к воде. Вот Сиз и придумал: выровнять стену, засадить её на краю кустами, чтобы если кто выскочит из леса, то не видел, где оканчивается земля и где падает она под ногами глубоченным обрывом.
Словом, закипела работа.
Чублик сразу кинулся к тачке, а дед Вертутий выравнивал кручу, обрушивал землю, и, когда тележка наполнялась, Чублик с весёлым присвистом отвозил землю прочь и сваливал её в яму. Мармусия… О, нужно было видеть, как работала среди толпы Мармусия! Деликатно, с гордой неторопливостью ставила она туфельку на лопату, притопывала ногой и словно не землю — пригоршню золота набирала на штык и ссыпала с кручи. Все это она делала, как на торжественном балу-маскараде. Никто бы не подумал сейчас, что Мармусия, когда нужно, той же лопатой может в лучшем виде огреть по загривку мохнатого чужака из леса. Сиз — тот таскал зелёные кусты барбариса, ему помогал глухой Лапоня. А ещё околачивался около них, весело встревал в беседу, всем показывал и всех поучал неугомонный Хвороща. Он говорил, что надо сюда не кусты, а связку дынь-бочек, вот они, вражьи гостюшки, и слетятся тогда из леса, как вороны на заячьи потроха.
Работа кипела, а хмари надвигались, надвигались из пущи, чёрной поволокой закрывали небо. И что-то громыхало под тучами. Стоусы и триусы думали, что это гром. Но нет, погромыхивало, выбивало в бубен где-то сбоку, около Щербатых скал. Какой-то шум, какие-то глухие удары, скрежет, трескотня нарастали, от скал передвигались к лесу.
Все бросили работу и напряжённо прислушивались.
— Слышите? Как в трубу гудит…
— Может, там похороны?
— Да нет, это те самые, из пещер…
В толпе переговаривались, и сперва никто и не заметил, что Сиза около них уже нет. Его повело. Да, да, Сиза повели ноги! Он приложил руку к уху, вслушался в гул из темноты, а ноги сами переступали, нащупывали тропинку и быстрее, быстрее шагали — туда, на гул из ночи.
Первой огляделась Мармусия.
— Сизе, вы что? Вы куда? А наш разговор!
Сиз вдруг встал, сам удивился, что ноги так далеко занесли его от людей.
Мармусия кинула лопату на плечо, в один миг очутилась около брата. Чублик тоже взял заступ, как оружие, и вырос на тропке третьим.
Сиз только развёл руками: что с вами делать, а?
Усмехнулся, потискал за плечи доброго и славного Чублика, а Мармусии сказал:
— Мы пойдём вдвоём, с Чубликом. у него очень счастливые ноги в дороге. А тебя прошу — стереги музей. Они, эти пещерники, страх как боятся твоего весла. Сбереги, послушай меня, Мармусия, наших светлячков! Без них, — Сиз отвернулся, словно выбирая слова, и тихо договорил: — Без них мне и жизнь немила, ты знаешь…
Весь народ остался над озером доделывать кручу, а двое пошли, пошуршали тропинкой, перебрались через луг, где, словно чёрная вода, стояла темнота поздней ночи, и углубились в лес.
Никогда, кажется, не было так мрачно в лесу, как сейчас. Хвоя, пасмурное небо, густая чаща. Только зоркие глаза стоусов могли в этой непроглядной тьме находить зарубки на деревьях и выбирать дорогу. Чублик тихо ступал за Сизом и озирался: ветра не было, душно и сыро под густой кроной, просто лес не молчал. То что-то треснет, то прошелестит в листве, а то вдруг где-то за спиной, позади их…
— О, слышите? Кто-то будто идёт за нами следом!
— Может, это страшилы?
Сиз стал, показав Чублику пальцем:
— Т-с-с!..
Вот оно… где-то сзади. Словно крался за ними какой-то осторожный ночной зверь.
Они шли дальше, а этот шелест и звуки настойчиво сопровождали их. В какой-то момент Сизу показалось: повеяло, донесло из темноты знакомым ароматом. Тонко-тонко запахло ранней фиалкой. Так могли пахнуть лишь любимые духи Мармусии, но ведь Мармусия уже, видно, вернулась домой и стерегла его скарб.
Шли знакомыми тропками, через выгоревший лес, через мостик-колоду на Кабаньей речке, через заболоченную низину. И крадущийся треск сопровождал их, один раз даже послышалось за деревьями глуховатое покашливание. Кто крался за ними?