Он смотрел на нее с удивлением и восхищением, поскольку ему самому всегда недоставало этой одухотворенности, и в этот момент понял, что эта женщина отличается от всех, кого он знал. Она была исполнена чистоты и нежности, почти неземных… И все же – это о ней сестра сказала, что она в него почти влюблена? Генри осознавал, что недостоин ее, он даже улыбнулся смущенно при мысли об этом – и вместе с тем в голове тут же возникла мысль: а ведь он, кажется, влюблен в нее отнюдь не «наполовину»…
Солнечный луч померк, чтение закончилось, погас и огонь в глазах Эммы, но прекрасный ее образ навсегда запечатлелся в душе Генри Грейвза.
Во время ланча Эллен, сидевшая все это время молча и в глубокой задумчивости, внезапно встрепенулась и спросила Эмму, чем бы она хотела заняться днем. Эмма отвечала, что хотела бы прогуляться, если это будет удобно всем остальным.
– Тогда, Эдуард, я скажу вам…
– Это просто замечательно! – решительно заявила Эллен. – Мой брат может проводить вас до утеса – там открывается чудесный вид на море. А я схожу в церковь и пойду вам навстречу. Мы не разминемся, ведь там только одна дорога.
Генри уже собирался возразить, поскольку приказной тон Эллен всегда вызывал в нем дух противоречия, иногда даже неразумного; однако взглянув на мисс Левинджер, он заметил, что она, кажется, очень рада подобной перспективе… или его компании – он не знал точно – и потому промолчал.
– Это было бы прекрасно, – сказала Эмма, – если только прогулка не утомит капитана Грейвза.
– Вовсе нет! – откликнулся он. – Море никогда не утомляет меня. Я буду готов в три часа, если вас это устроит.
– Ты ужасающе галантен, Генри! – саркастически заметила Эллен. – На месте мисс Левинджер я бы отправилась на прогулку одна, а тебе предоставила созерцать океан в одиночестве.
– Уверяю, тебя, Эллен, что ничего плохого я в виду не имел. Нет ничего дурного в том, что кто-то любит море.
Леди Грейвз поспешно вмешалась в разговор, грозивший ссорой, и тактично увела его в сторону.
Около трех часов пополудни Генри застал Эмму ждущей его в коридоре, и они отправились на прогулку.
Пройдя через парк, они вышли на главную дорогу и некоторое время шли рядом молча. День был пасмурным, но не холодным. Ночью прошел дождь, и теперь все вокруг дышало наступившей весной и предвкушением скорого наступления лета. На каждом кусте распевали птицы, большая часть деревьев уже покрылась зеленью, папоротник разворачивал свои перистые побеги на песчаных склонах дороги, цветы терновника уже облетали, но боярышник только-только раскрывал свои бело-розовые бутоны. Весна, казалось, проникла в кровь Эммы, ибо бледные щеки ее окрасились таким же нежно-розовым цветом, а глаза засияли.
– Разве это не прекрасно? – обратилась она вдруг к своему спутнику.
– Да, пожалуй… еще бы солнца побольше, – немного неловко отвечал застигнутый врасплох Генри.
– О, солнце еще будет. В нашем климате нельзя ожидать сразу всего. Пока я вполне довольна весной.
– Да, вы правы. Она особенно хороша после долгой зимы.
Немного помолчав, Эмма тихо сказала:
– Для меня весна – это нечто большее. Я не могу точно сказать, что именно… да если бы и могла, вы бы меня вряд ли поняли.
– Так попробуйте? – неожиданно для себя заинтересовался Генри.
– Ну… для меня весна – это пророчество и обещание жизни. Понимаете… я думаю, что именно поэтому весну особенно любят старики, даже не осознавая этого. Весна означает жизнь, победу жизни над смертью, и они, возможно, при взгляде на природу учатся быть покорными своей судьбе…
– Да, об этом сегодня и в проповеди было сказано, – сказал Генри. – «Глупец! То, что ты сеешь, не оживет, если не умрет».
– О, я знаю, что мысль эта не нова! – с некоторым смущением отвечала Эмма. – Кроме того, я плохо выражаю свои мысли. Но почему-то все эти древние истины всегда кажутся нам чем-то новым, если мы приходим к ним сами. Мы наталкиваемся на идею, которая была общей собственностью людей на протяжении тысячелетий – и думаем, что совершили великое открытие. Я полагаю, новых идей вообще нет на свете, и каждый из нас должен самостоятельно постигать старые. Должен сам трудиться ради собственного спасения, и я имею в виду – не только в духовном смысле. Никакие чужие мысли и чувства не помогут, будь они трижды истинны и древни, как мир. Когда они придут к нам, то будут свежи и чисты, как сама весна. Мать ведь не любит своего ребенка меньше оттого только, что миллионы матерей уже любили своих детей раньше.