– Весьма значительными, насколько я понимаю! – перебил ее Генри.
– Наконец, он испытывает ко мне искреннее чувство, как и я к нему, а кроме того, это было заветное желание нашего дорогого Реджинальда… Могу я спросить теперь – почему же ты меня не поздравляешь?
– Что ж, если хочешь знать – изволь. Я считаю, что он невыносим. Я не могу понять, как такая женщина, как ты, может выйти замуж за такого, как он, если только не ради… – тут Генри прикусил язык.
К этому моменту Эллен уже была сильно рассержена – и не без причины, следует признать.
– Видишь ли, дорогой Генри, – сказала она самым ядовитым своим тоном, – я совершенно уверена, что эпитет, которым ты соизволил наградить мистера Милуорда, в полной мере относится к тебе. Ты всегда был невыносим – буду столь же откровенна – и твой характер и манеры отнюдь не улучшились во время пребывания на флоте. Я хочу, чтобы ты понял раз и навсегда: я собираюсь выйти замуж за мистера Милуорда, я хочу этого, и если случайно или намеренно какое-либо твое действие или какие-либо слова приведут к тому, что этот брак рухнет, я никогда не прощу тебе этого. Ты должен понять, что это мое личное дело! Более того, зная все обстоятельства нашей семьи, ты не можешь не признать, что этот благоразумный и удачный во всех смыслах союз значительно их улучшит.
Генри взглянул на свою статную красавицу-сестру, чье лицо сейчас пылало холодным гневом, и подумал про себя: «Вообще-то мне даже жаль Милуорда – каковы бы ни были его недостатки, он, по крайней мере, искренен…»
Однако сестре он сказал:
– Я прошу прощения. Говоря по-нашему, по-морскому – я перебрал. Ты совершенно права, я – медведь, я и сам часто так думал, и характер мой, и без того неважный, стал еще хуже с тех пор, как я вернулся домой – все потому, что я был вынужден оставить дело всей своей жизни. Сделай на это скидку и прости меня, а я со своей стороны сделаю все возможное, чтобы улучшить свой характер. Теперь, Эллен, я от души поздравляю тебя с помолвкой. Ты уже в том возрасте, когда можешь сама принимать решения, и, несомненно, знаешь, что делаешь. Надеюсь – ты будешь счастлива. Нет нужды говорить, что я, невзирая на все свое предубеждение, постараюсь стать другом мистеру Милуорду и не стану говорить ничего, что заставило бы его почувствовать себя нежеланным гостем в нашей семье.
Эллен выслушала его и улыбнулась: она снова победила. Тем не менее, хоть улыбка и играла на ее губах, в сердце закралась легкая грусть, которой Эллен не могла не почувствовать. Горькие, хотя и вежливые слова ее брата словно закрыли некую стальную дверцу в душе, разделив их навеки. За этой дверцей остались нежные воспоминания о детстве и невинных заблуждениях юности. Впереди Эллен ждали богатство, благополучие, роскошь, но ни крупицы любви – разве что любви к будущим детям, если ей суждено было их родить, избежав преждевременной смерти и других обстоятельств. Следует заметить, что от своего будущего мужа, так бесхитростно и страстно восхищавшегося ею, она не ждала любви даже в этот час, час ее помолвки – а если бы и ждала, то эта любовь не принесла бы ей удовлетворения. Эллен знала: покончив с любовью и прочими иллюзиями, она выбирает то, что для нее лучше и выгодней – в полном соответствии со своей жизненной философией…
Глава VIII
Две беседы
Вернувшись домой, Эллен сразу прошла в комнату матери, а Эдуард – в библиотеку, где ему сообщили, что сэр Реджинальд скоро придет. Леди Грейвз приняла известие о помолвке дочери равнодушно – со дня смерти ее сына, казалось, ничто больше не трогало ее сердца. Сэр Реджинальд повел себя более экспансивно. Когда Эдуард сообщил ему о помолвке, он схватил его за руку и горячо пожал – не то, чтобы он испытывал к молодому человеку особую привязанность, ибо тон и манеры мистера Милуорда не совпадали со старомодными представлениями сэра Реджинальда о том, как должен вести себя джентльмен, но зато он знал о богатстве жениха и радовался перспективе союза, способного укрепить шаткое положение их семьи.
Эдуард Милуорд немного побаивался сэра Реджинальда, чья величественная и немного высокомерная вежливость угнетала его, и это помогло старому лорду сохранить все свое достоинство. Более того, он даже намекнул, что Эллен может унаследовать доход, равный примерно десяти тысячам в год, а потом, решив ковать железо, пока горячо, с ловкостью перевел разговор на аренду поселений.
Эдуард упомянул довольно удовлетворительную сумму, но сэр Реджинальд, погруженный в радостные мысли, так долго мычал и тянул с ответом, что перепуганный будущий зять немедленно добавил к этой сумме условие, по которому в случае его смерти арендная плата за принадлежавшую ему недвижимость переходила к Эллен.