Но теперь, сидя у руля своего быстро несшегося по ночным улицам мотора, Валериан Платонович складывал в мозгу новый, неожиданный и довольно грандиозный проект.
Всю дорогу до квартиры Дорогова он сосредоточенно молчал и только когда оба друга, развалясь в уютных креслах, закурили сигареты, — он заговорил, по привычке своей без всякого предисловия.
— Что ты скажешь, Павел? Врет Зайковский или нет? Конечно, Качаев и рад и благоговеет. Да как ему и не радоваться? Подумай только: в этом обществе китаеведов завелся наконец человек, который знает Китай! Но ты, горняк-специалист, должен же знать что-нибудь об этой платине, если она там чуть не валяется вдоль дороги. А?
— Доклад серьезный, — отвечал Дорогов. — Богослов этот, видно, человек бывалый и знающий. По вопросам горно-разведывательной техники он говорил так, как будто всю жизнь только ею и занимался. А что касается платины, сознаюсь, в такой категорической форме не слыхал еще ни от кого.
— Ну так что же, можно ему верить или он все-таки привирает? — не отставал Тенишевский.
Дорогов засмеялся.
— Да тебе что до этого за дело? Или ты тоже решил в горняки готовиться? Тенишевский встал и заходил по комнате.
— Как ты не понимаешь? Я хочу найти эту платину, если она действительно имеется. А как ее искать, что там рыть или долбить, это уже твое дело. Ты инженер, а не я!
Дорогов привык не удивляться необыкновенным проектам своего друга, но тут он все-таки был немного поражен.
— Как тебе не стыдно, Валериан? — сказал он. — Ты как мальчишка. Стоило тебе услышать увлекательный рассказ, и ты готов уже все бросить и нестись куда-то в дебри за этой платиной, будь она неладна. Мало тебя покойный Платон Викторович в детстве драл.
Тенишевский присел на ручку кресла.
— Брось шутки, Павел, Я говорю серьезно и ты, будь добр, отвечай мне тоже как следует.
Он был как будто взволнован. Дорогов посмотрел на него внимательно.
— Ты, Валериан, я вижу, хочешь затеять авантюру.
Валериан Платонович от нетерпения хлопнул ладонью по ручке кресла.
— Авантюра это или нет, ты скажешь потом. А теперь отвечай мне, наконец, толком, есть там эта платина, или Зайковский только втирает ею очки господам литераторам? И, прошу, без шуток и без нотаций.
Оба замолчали.
— Ну хорошо, изволь, — нарушил тишину Павел Александрович, — вот тебе мое мнение: платина там, возможно, что и есть. Геологически возможно. Понимаешь? Но имей в виду: сказать точно, «есть» или «нет», можно только на месте, после изысканий. Зайковский на меня произвел впечатление человека серьезного и «втирать очки» кому бы то ни было ему, я полагаю, незачем.
— Ага! — воскликнул Тенишевский и снова заходил по комнате. — Значит, все таки есть!
— Не «есть», а «может оказаться», — повысил голос и Дорогов. — Это совсем не одно и то же.
Тенишевский остановился.
— Теперь молчи и слушай, — сказал он. — Потом скажешь твое мнение.
— Половина первого, — возразил Дорогов уныло. — Поздно уже.
— Завтра выспишься, воскресенье, — перебил его Валериан Платонович.
— Из-за такого дела стоит и вовсе не поспать.
Дорогов махнул рукой и покорился.
— Хорошо. Говори. Только, будь добр, достань из буфета вермут, лимон и сахар. Холодная вода в «айс боксе», вон за той дверью.
План Тенишевского, который он полностью сымпровизировал в этот вечер, был весьма сложен и хитер. Основывался он весь на непоколебимой уверенности в том, что в Гуй-Чжоу имеются богатейшие залежи платины. В том, что желающие вложить капиталы в это дело найдутся в изобилии, он нисколько не сомневался. Главные препятствия, которые он усматривал во всем этом предприятии, он сводил к несовместимости выгод великих держав в Китае.