Дима отвел глаза прочь и уставился на руку Ксюши, пальцами которой она водила по странице. И с ужасом заметил, что край родимого пятна виднелся из-под манжеты, обрываясь у запястья. «Вот почему она запросто сразу, как подруга», — решил Дима. Он жалел эту маленькую девушку, но оторвать глаз от двух фиолетовых клякс не мог всё равно. Хуже того, Ксюша говорила, а он начал думать, не одно ли это пятно, от шеи до запястья. И сколько процентов кожи оно занимает под кофтой. И потемнеет ли оно, если Ксюша рассердится. И…
— У тебя есть какой-то опыт? Вопрос прозвучал неожиданно, и Дима начисто забыл наставления Макса.
— Опыт… — замялся он. — В общем, нет.
— Никакого?
— Да.
— Так, — Ксюша спрыгнула на пол. Она нажала кнопку, и экран затрещал, неторопливо разгораясь. — Значит, так. Я пошла работать, а ты сиди здесь и что-нибудь напиши, оки? Что угодно, мне нужно видеть, как тебя использовать. Дима открыл рот, но она уже исчезла за перегородкой, оставив его наедине с монитором и уродливым жирафом на присоске. Главным редактором тоже оказалась женщина. Она умела ходить мужской походкой даже на каблуках, носила очки-хамелеоны и хранила за ухом сигарету.
— Но Елена Михайловна…
— Нет. Нет. Нет! Она категорически не хотела видеть Диму сотрудником журнала.
— Что мне с ним делать? Ответь мне, Ксения. Что мне. С ним. Делать? Краснеющий Дима испуганно шарил мышью, пытаясь закрыть окно редактора, в котором за два часа набрал две строчки. Он не работал за компьютером пять лет и печатал одним пальцем. «Воздух при больших объемах непрозрачен». «Он густой, молочно-голубого цвета, что особенно хорошо заметно в предгорье Альп».
— Лена, я тебя умоляю, это же не в штат, — говорила Ксюша. — Ты же знаешь, какой у меня завал. Мы же обсуждали, что мне нужен человек.
— А учить его кто будет? Ты? Или кто?
— Лена, я не могу! Полосы горят… Я же не виновата, что девки из «Сказок» отменили прессуху.
— Вот и объясни ему, — главред указала на Диму крючковатым ногтем. — Спасай материал, а я, пожалуй, ушла курить. Она развернулась и вышла. Ксюша виновато махнула рукой.
— Тебе придется меня извинить, — сказала она. — Я бессильна. Сейчас такой неподходящий момент…
— А что случилось? Ксюша наморщила лоб, потерла его ладонью и снова уселась на стол.
— Ничего особенного, рутина, — сказала она. — В номер заявлено интервью со «Сказками», две трети полосы, и теперь его не будет.
Видишь, Михайловна в каких чувствах. Ксюша сидела, глядя в сторону и покачивая ногами. Если бы не родимое пятно, отметил Дима, вообще она была очень симпатичной.
Будто в ответ его мысли, Ксюша потянулась и одернула манжету на левом запястье.
— А если я пойду и возьму тебе интервью? — предложил Дима.
— Вот ненормальный! Разве так делается? — она засмеялась. — Это в кино разве что.
— Но тогда ваш редактор взяла бы меня на работу?
— Не пойму, ты серьезно все это, что ли, — Ксюша махнула рукой и спрыгнула на пол. — Скажем так: если бы — если бы — кто-то принес нам до вечера эксклюзивчик на место заявленного интервью, то с Леной можно было бы говорить. Но… Дима выбрался из передвижного кресла.
— Ты знаешь, где они?
— «Империаль», номер 609… Ты что, вот так собрался туда? Там же охрана!
— Угу. Что спросить? Ксюша привстала на цыпочки и внимательно заглянула ему в глаза.
— Однозначно бред, — она покачала головой.
— Так что?
— Ну, мечты, творческие планы. Черт, не знаю даже. Про наркотики можно. Сексуальные предпочтения…
— Я запишу себе.
— Там у входа коробка с диктофонами, возьми один.
21 апреля 2003 года
Вначале Максу абсолютно не понравились москвички — худые, вертлявые, остроносые, с грацией складного метра. Да, он видел из окна автобуса несколько приятных исключений, но только издалека.
Вблизи они смотрелись на пять из десяти, а вели себя и вовсе на два. И главное — это отточенное умение, думал Макс, это неуловимое поле, дающее понять, что ты перед ними второй сорт. Едва он поздоровался с девочкой из отдела кадров, она поднялась и протянула ему руку — прямо через стол. Максим заколебался. Он готов был обмениваться улыбками, терпеть изучающий взгляд, даже выдержать холодный прием, — но только не пожать женщине руку. Он неловко протянул ей ладонь, которая моментально взмокла, а рука девушки была сухой и твердой, и получилось не рукопожатие, а безобразие и позор.