— Хорошо, если у них ещё и было хоть что-то общее, то что может быть общего у рудокопа и работницы полей? Какую выгоду из этого можно извлечь?
Я не верила в это. Такого не может быть. Только не со мной.
Рэн пнул камень.
— Какая разница? Я бы что-нибудь придумал. Тем более, что у меня был козырь в рукаве. Я нашел самородок весом в полтора килограмма. Об этом никто не знает.
— Шутишь... — изумлённо выдохнула я.
— Нет. Не шучу.
Это действительно могло очень сильно повлиять на решение секретарей. Ведь полтора килограмма серебра намного дороже, чем пятьдесят тонн свёклы. А учитывая редкость этого металла в природе, то шанс на успех повышался в три раза.
Неужели это возможно?
— Так это же отлично! — воскликнула я, наблюдая за Рэном.
Но он почему-то не разделял восторга. Парень и не смотрел на меня, предпочитая пинать мелкие камешки.
— Рэн? Почему ты молчишь?
— А потому, что теперь это не имеет смысла, — резко выпалил он.
— Что ты говоришь?
Его странное поведение начало пугать. Я не понимала такой перемены в настроении, да и вообще происходящего. Что его так расстроило?
— Всё не имеет смысла. Я задал тебе вопрос, ты на него ответила. Я всё понял, — отчеканивая каждое слово, говорил он. Его взгляд похолодел. Так же, как и мои руки.
— Но ведь, я же...
— Нет, Анаит. Ты любишь себя. Ты слишком зациклена на дилемме «покориться или взбунтоваться», а я для тебя лишь средство по достижению иллюзорной свободы. Игла, через которую ты вводишь адреналин себе в кровь. Впрочем, знаешь, я рад, что Империя так распоряжается нашими жизнями. По крайней мере, она не делает нам больно. В отличие от нас самих.
Это были те слова, которых я никак не ожидала услышать. Тем более от Рэна. Мне всегда казалось, что мы понимаем друг друга даже по одному единственному взгляду. И сейчас он отгородился огромной стеной.
Он просто неправильно меня понял.
— Ты абсолютно права. Это конец. Нам и нашей иллюзии.
И в этот момент хлынул дождь.
Глава 3
ГЛАВА 3
Рассвет принёс еще больше горечи на душу.
Я шла, чавкая подошвой своих сапог по лужам и грязи. Слегка прихрамывала, но эта боль не равнялась с той, которая горела внутри. Хотелось плакать, но не было сил. Руками обнимала себя за плечи, чувствуя, как кожу лица неприятно стянуло от высохших слёз.
Испортила. Я всё испортила сама. Нужно было послушать маму. Она права, нам некуда деваться. Белая система всё равно сильнее, и если хочешь выжить, то нужно смириться.
Но почему это так сложно сделать?
Никогда не могла бы подумать, что от собственных палок в колёсах будет так больно падать. И глухая злость на саму себя. Она скреблась внутри, бушевала, пытаясь вырваться наружу.
Инстинкт самосохранения напомнил о себе внезапно. С каждым шагом окружающий мир становился более отчётливым и серым. Потому что функция «смирение» наконец достигла отметки в сто процентов.
Оказавшись перед окном своей комнаты, я уже наверняка знала, чего ожидать. И впервые соглашалась с этим. Увы, очень многие вещи мы понимаем слишком поздно. Тогда, когда уже ничего не изменить.
Глубоко вздохнув, толкнула раму. Она с лёгкостью поддалась. Слегка подпрыгнув, ухватилась за край и влезла в комнату. Все было точно так же. Значит, моё отсутствие осталось незамеченным.
И стоило только об этом подумать, как одеяло зашевелилось, а затем и вовсе свалилось с кровати. Мама спустила ноги на каменный пол. Я застыла истуканом, забыв, как дышать. Она не смотрела на меня, а спокойно искала тапочки. Затем надела халат и только тогда подняла взгляд.
Серые глаза впервые приобрели оттенок льда.
— Хорошо погуляла? — слишком спокойно спросила она.
Я ожидала этого, знала, что так будет. Но неестественный тон, с которым она говорила, сковывал по рукам и ногам. Отвечать не было смысла, потому что любое слово будет использовано против меня.
— Хочешь, я тебе скажу, с чем ты сейчас у меня ассоциируешься? — не дождавшись ответа, продолжила она.