А почва умирает на глазах. И настолько очевидно это, что одна из время от времени тщетно назначаемых правительством комиссий решила осмотреть хоть плуги. Там были агрономы, инженеры, даже математики. Они схватились за голову: каждая новая рекламируемая конструкция плуга была смесью невежества с наглым обманом. Чтобы заманить новизной, отбрасывалось и то нужное, полезное, что было в прежних конструкциях. Дрянной автомобиль не купят; но кто разберется в истинных качествах плуга, захваливаемого бесстыдной рекламой? Комиссия, как и предыдущие, умыла руки. Доклад ее погребен в братскую могилу подобных докладов — в архив. Завтра фермер прочтет о новом, самом лучшем плуге. И этот самый лучший — остерегайтесь подделок! — плуг еще скорее прочих разрушит, распылит почву, еще изобильнее засеет ее сорняками. Предплужники? Делающие деньги руководители фирм так, без сомнения, ответили бы, если бы их спросили об этом:
— Да наши обычные потребители даже не поняли бы, что это за плуг с предплужником, никто бы его не купил. Он никому не нужен. Слишком сложная конструкция.
И вправду: такой плуг попросту бы и не пошел по щетине, оставленной хищником-комбайном. Предплужник забился бы, плуг споткнулся бы, застрял на первом шагу.
У «романтика» и трубадура британского империализма Киплинга есть известное стихотворение:
Пыль, пыль, пыль, пыль… мы идем по Африке. … Пыль, пыль, пыль, пыль — от шагающих сапог.Какой многозначительный символ!
…Там, в странах дряхлеющей земли, есть, конечно, ученые-работяги. Они прилежно трудятся в лабораториях Кембриджа и Лос-Анжелоса, Нью-Йорка и Эдинбурга. На что они рассчитывают? Какую большую мысль надеются внести в мир? Судьба их работы — это судьба доклада агрономов, инженеров и математиков, обследовавших американские плуги.
В том мире мало значат человек и его мысли. Генетик Харланд, уже упоминавшийся в этой книге, плоть от плоти и кость от кости этого мира. Но вот Харланд осмелился по-своему решить то, что касается (как он слышал и читал с детства) только его одного, — женился на «цветной». «Люди его мира» прилагают это словечко к большей части человечества, почему-то воображая, что их собственный цвет кожи — вовсе не цвет, и особенно похваляясь этим. И кафедры Англии захлопнулись перед Харландом; он очутился в Лиме, в Перу.
Селекционера Карлтона называли «человеком, накормившим Америку». Его пшеницы (заимствованные, кстати сказать, из России) совершали триумфальное шествие через Канзас, Небраску, Техас, Монтану, Оклахому — по всей стране. Его «горестная жизнь» описана Полем де Крюи. Спекулянты наживали десятки миллионов долларов на биржевых сделках с хлебом, которого не было бы без Карлтона. Он же получал все ту же скромную ставку департаментского чиновника. Никто не помнил о его заслугах. Где сказано, что, накормив миллионы, можно сделать деньги? Бизнес делается совсем не так!
А семья Карлтона росла. Житейские невзгоды преследовали его. Тяжело заболела дочь, затем вторая. Только сложная операция могла спасти сына. Нет страны, где лечение было бы таким несчастьем, как в Америке, может быть, горшим несчастьем, чем сама болезнь. Право на здоровье — право богачей. Нужны тысячи долларов для врача, для больничной койки. Карлтон запутался в долгах. Его дом продали с торгов. Он занял у хлебопромышленника 4000 долларов. Правили республиканцы; хлебопромышленник считался сторонником оппозиции. Сотрудник департамента земледелия получил деньги от противника правительства! Карлтона уволили. Теперь он начал нищенствовать. У себя на родине он не мог найти работу. Он поехал в Панаму, в Гондурас. «Он страстно тосковал по родным равнинам, но ему так и не пришлось больше их увидеть». Он умер в 1925 году. Ему было всего пятьдесят лет с небольшим.
Человек нуждается в помощи не тогда, когда он счастлив, а когда несчастлив; правило того мира: упавший да будет растоптан.
Что может наука в этом мире? Кому ты, селекционер, готовишь свои сорта? Тощие годы последуют за тучными. Годы кризиса. Топки паровозов будут топить золотым зерном. Министры, наморщив лбы, заседая ночь напролет, составят чудовищный план истребления полей. И простых людей, для которых ты работаешь, — земледельцев, фермеров, огородников, — будут штрафовать за то, что они выращивают слишком много пищи для голодных людей, преступив запреты плана.
Как в далекие первобытные времена: годы тучные, годы тощие. Как в далекие первобытные времена: стихия и бессильный человек.
И работяги занимаются своими узенькими делами, не смея поднять глаз. Они не уверены ни в чем. Они не смеют додумать до конца мысли своей собственной науки. Стихия и бессильный человек. Все изумительные приборы не в состоянии рассеять их робости. Они забыли то, что знали их деды. Эволюция? Рождение и смерть? Преображение природы? Что можно сказать об этом!