Как изменилось тут все! По сталинскому указанию вышли из власти виды тысячи гектаров. Сказочная плодоносящая сила теперь в руках человека. Эвкалипты выстроились вдоль белых стрелок дорог. Чудо-деревья — их рост можно почти разглядеть глазом. Их корни осушают почву: «деревья-насосы», говорят об эвкалиптах. А запах их, нежный и сильный, похожий на лимонный, стоящий вокруг них летучим облаком, гонит прочь комаров, разносчиков малярии.
Земли рождаются наново. Могучая промышленность удобрений дает полям миллионы тонн туков — азотных, фосфорных, калийных. Почвы на огромных пространствах торфуются, известкуются, гипсуются. Торф — тоже органический перегной, в нем много азота. Известью обрабатываются прежде всего кислые подзолистые почвы — она нейтрализует чрезмерную кислотность и улучшает структуру почвы. Гипс вносится в солонцы, и в Киргизии, например, на почвах, недавно еще бесплодных, удается после гипсования даже такая требовательная культура, как сахарная свекла.
В нашей стране доказано, что можно победить и то грозное и, как многие думали раньше и думают сейчас за рубежом, неотвратимое явление, которое называется эрозией земной поверхности. Да, можно преодолеть разрушение земли, справиться с оврагами, с уничтожением, выдуванием, размыванием верхнего покрова почв. А побеждать пришлось не одну «естественную» эрозию. Там, куда докатывались бои Великой Отечественной войны, в районах, куда вторгался враг, запустошенными лежали поля, в лом обращались изумительные сельскохозяйственные машины, исковеркан, истерзан, взрыт блиндажами, воронками от снарядов и бомб, засыпан мертвенной глиной подпочвы был пахотный слой. «Чтобы привести окрестности Сталинграда в состояние, годное для пахоты, необходимо убрать, перебросить 700 тысяч кубических метров земли. В Московской области война разрушила более десяти тысяч гектаров пашни…»[26]
«Военная эрозия» — словосочетание, неслыханное в истории агрономии. Эту военную эрозию (которой вовсе не знали, например, поля США и Канады) тоже пришлось побеждать.
Мы знаем, что механизация сельского хозяйства — это не просто облегчение, ускорение труда человека на земле, но и мощный способ создания культурной почвы. Наша страна еще до войны была первой в мире по уровню механизации сельскохозяйственных работ. Чудовищно велик был и в этой области военный ущерб. С этим тоже не приходилось бороться там, по ту сторону Атлантики! Нелегко возместить этот чудовищный ущерб. Не сделаешь этого играючи. Нужно великое напряжение сил и воли народной.
Поля получат машин больше, чем их было. Наша страна не просто останется первой в мире по механизации сельского хозяйства, но далеко оторвется от любой капиталистической страны. По решению исторического февральского пленума ЦК ВКП(б), только в 1947 и 1948 годах промышленность дает деревне около 100 тысяч тракторов. Дальше темпы быстро нарастают. За все пятилетие сельское хозяйство получит 325 тысяч мощных тракторов. На поля идут тракторы сильнее и совершеннее довоенных. И вместе с ними самоходные комбайны. Выходит комбайн «Сталинец-6», который специально пришлось конструировать и строить, потому что новые наши урожаи нельзя было убирать прежними комбайнами: они почти не брали золотой стены колхозных хлебов на полях передовиков сельского хозяйства. (К слову скажем, что на подобные урожаи вовсе не рассчитаны и все американские комбайны; они «отказали» бы на полях даже средних, по нашим представлениям, колхозов.)
Наша страна — самая хлебная страна в мире.
К началу войны посевная площадь в ней выросла почти наполовину по сравнению с дореволюционной. И главная на полях не «ржица», как в старину, а пшеница, далеко выплеснувшаяся из южных степей, из черноземной полосы — и на север, в лесную область, и на восток, за Урал, в Сибирь, и на юго-восток, в Казахстан.
Изумительны восходящие кривые урожаев, зримое повышение плодородия земли. Не медленно-вековое, не десятилетиями даже, а именно зримое, на глазах, почти год от года.
Средний урожай во второй пятилетке вырос, по сравнению с первой, на 21,3 процента. Урожаи озимых пшениц — на 26,7 процента, яровых пшениц — на 31,1 процента. А если сравнить три довоенных года (вовсе не лучших, мы помним, с ледяными веснами и опаляющим зноем летом), если сопоставить их не с рядовыми, а с рекордным для дореволюционной России 1913 годом, то мы увидим скачок с 6,9 центнера пшеницы в среднем с гектара (в 1913 году) до 10,57 центнера (в 1938–1940 годах). А за эти же четверть века урожай пшеницы в США снизился до 8,9 центнера (в 1913 году было 9,6 центнера). Канада же собирала на каждом гектаре едва 68 процентов прежних урожаев пшеницы. Мы говорим о самом драгоценном — о пшенице. Но и по другим хлебам отчетливо видны, как две расходящиеся дороги, те же две кривые: восходящая кривая повышающегося плодородия в СССР, нисходящая — в двух крупнейших житницах капиталистического мира: Соединенных Штатах и Канаде.