— Не думаю, что всей, но что-то они знают. Иначе бы один из них не появился у больницы, чтобы передать нам сообщение. Я раньше думал, что он кричал все эти слова мне. Но теперь я не уверен; возможно, он кричал их тебе, Тави, потому что ты фавана таграса.
— Ты тоже можешь быть фавана таграса, — вернул Тави.
— Это не доказано. Ну а если и так, то он мог обращаться к любому из нас, к нам обоим, или ко всем нам вообще.
— И все же я не понимаю, — сказал Хинта. — Даже если Санджати Кунгера многое знают, как они помогут нам проложить путь до самого Акиджайса? Или они должны стать той самой армией, которой нам не хватало, чтобы перейти пустоши?
— И здесь мы подходим к третьему основанию, на которое я опирался. До того, как я исчез, я занимался какими-то исследованиями в самых глубинах колумбария. Я сам об этом ничего не могу вспомнить, а в сети на эту тему опубликован лишь бред. Но если мы правы сейчас, если Меридиан проходит под Литтаплампом, то настоящее сокровище, которое может быть найдено там, на самой глубине — это доступ к нему. А Санджати Кунгера могут хранить этот секретный путь, потому что никто не знает подземелья лучше, чем они.
— И если там есть проход, — загорелся Тави, — то нам не нужны те проходы, которые твои друзья нашли вблизи Экватора! Мы можем спуститься к Меридиану прямо здесь, под Литтаплампом, и вдоль него пройти… до самого Акиджайса?
— Это лишь гипотеза, но да, если такой путь есть, нам не нужны ни армия, ни техника, ни деньги, ни политическая сила, которую мне прочит Лива. Мы можем просто взять Аджелика Рахна, Вечный Компас, еду, скафандры, нашу храбрость — и отправиться вниз.
Хинта услышал, как гулко и яростно бьется его сердце. Призраки по-прежнему были вокруг, но сейчас ему показалось, что в их лицах что-то меняется, словно они могли слышать этот разговор и питать надежду.
— Мне кажется, Инка и Лива тоже должны были понять географию Меридиана, — сказал Тави. — Они ведь видели запись с воскрешением Аджелика Рахна и слышали слова омара.
— Ну, вот я тоже это видел, — возразил Хинта, — но в отличие от вас двоих, не сделал столь всеобъемлющих выводов.
— Нет, — сказал Ивара, — они не могли сделать тех выводов, которые мы сделали сейчас. Я тысячу раз за свою жизнь наблюдал, как образованные, неглупые и в целом благонамеренные люди смотрят на вещи, на тексты, в которых я нашел что-то важное, не видя там ничего. У нас с тобой, Тави, тоже своего рода дар — почти как у Хинты. Мы все трое можем видеть то, чего не видят остальные, при этом мы с Тави можем видеть то, чего не видит Хинта, а ты, Хинта, можешь видеть то, чего не видим мы. И кроме дара, у нас есть специальная подготовка. Мы уже знали про фавана таграса, мы обсуждали их. А сколько мы говорили об Аджелика Рахна, о золотых вещах, об устройстве вселенной, об омарах, о прежних сектах Образа? Это не случайно пришло к нам. Мы воздвигли здание нашего знания, навели мосты между разрозненными смыслами. Мы понимаем, кто такой Аджелика Рахна; мы знаем, как он пришел сюда; мы знаем, чем он занимался здесь; мы знаем, на что он способен. Поэтому мы можем поверить в Меридиан, вообразить себе эту вещь во всем ее масштабе, понять ее историю и предназначение.
— И мы его найдем, — тихо закончил Хинта, — когда возьмем нашу храбрость и спустимся в самую глубину пещер колумбария.
Ивара улыбнулся.
— Когда пойдем? — несколько нервно спросил Тави.
— Поздно вечером. Чтобы встретиться с Санджати Кунгера, когда те бодрствуют и занимаются своими делами.
Тави обреченно кивнул.
— Не сегодня вечером, — успокоил его Ивара. — Завтра. Моей ране нужны еще хотя бы сутки покоя.
— Хорошо! — с облегчением ответил Тави. Они, наконец, приступили к еде. Великолепные кушанья успели остыть, но остались такими же вкусными. Хинта жевал ломти холодного мяса, закусывал их острыми овощами и с мстительным наслаждением вспоминал, как ягода лопнула в руке у Квандры, когда тот утратил контроль над разговором. А вокруг колыхалось море желтой травы, светило солнце, танцевали призраки, сверкали стекла огромного купола, разверзалось бездонное небо, курился дымами далеко внизу муравейник города.
— Пусть это будет не последний пикник на травяном поле, — попросил Тави. — Пусть эта планета живет.
Наевшись, они разлеглись в траве. Хинту сморило, он задремал, но сквозь сон ему казалось, что он слышит, как друзья тихо переговариваются между собой. Ивара что-то шептал, Тави едва слышно смеялся, и в этом смехе было счастье. Судьба жестоко урезала их время, а чувство долга не позволяло им отклониться от их пути, но они получили свой клочок времени между великими битвами, чтобы испытать то, чего у некоторых людей не случается ни разу за всю их жизнь.
Когда вечернее солнце окрасило колосья в теплые предзакатные цвета, на поле появились Лива и Инка; они вышли из густых теней сада и, раздвигая траву, пошли к месту маленького пикника. Хинта к тому времени уже проснулся. Он сидел спиной к стеклу купола, на том месте, где раньше был Ивара, и смотрел на приближающиеся силуэты. Ивара поднялся им навстречу.
— Ты жив, — сказала Инка.
— Да. Признаюсь, еще никогда не осознавал этого с таким восторгом и с такой глубиной.
Они обнялись; она долго — даже слишком долго — не отпускала его из своих объятий.
— Я мечтал умереть, — уткнувшись в ее плечо, произнес Ивара. — Вслед за Амикой. А сегодня, впервые за годы, я не хочу умирать.
— Не надо, не говори так. Не надо об этом.
Хинта смущенно отвернулся, посмотрел на город — а они все стояли, обнявшись. Тави тоже поднялся из травы, обмолвился с Ливой какими-то словами. Потом Инка, наконец, отпустила Ивару. Впятером они смотрели на закат сквозь стекло купола.
— Отсюда ведь можно уйти тайком? — спросил Ивара. — Так, чтобы никто не знал, куда?
— Исчезнуть? — уточнил Лива. — Значит, ты так решил?
— Да. Квандра следит за домом, и рано или поздно он сюда придет. Ты прекрасно знаешь, что мне, мальчикам и Аджелика Рахна нельзя здесь оставаться. Да и вам так будет безопаснее. А пока пусть брат думает, что мы здесь и готовимся сражаться с ним на его поле.
— Да, ты прав. Я помогу тайно уйти. Есть способы.
— Хорошо.
— Когда? — спросила Инка. Лива, пытаясь утешить, приобнял жену за плечи. Она ответила слабой улыбкой.
— Завтра вечером, — ответил Ивара. — Есть три сценария. Либо через несколько дней после нашего ухода с миром начнут происходить невероятные перемены — такие, что их заметит каждый. Либо ничего не произойдет, но мы вернемся. Либо ничего не произойдет, но и мы не вернемся.
Лива закусил губу.
— Ты не перечислил вариант, в котором с миром начнут происходить изменения, и вы вернетесь триумфаторами.
— Боюсь, что этого варианта нет, — ответил Тави, — потому что мы будем в центре катаклизма. Как друзья Ивары в прошлый раз. И если мы выживем, то станем частью чуда и пойдем дальше, а не назад.
В других обстоятельствах эти слова могли бы показаться жестокими. Но здесь и сейчас говорилась только правда, и Тави ничего не нарушил, когда озвучил эту правду. Слушая его, Хинта вдруг понял, что они окончательно перешли какую-то черту. Они прошли через две битвы — одну в Шарту, и вторую здесь, сегодня, когда был разбит Квандра. Они стали героями. Никто теперь не смел останавливать их, когда они говорили, что пойдут на новый риск, что собираются сделать нечто великое, что пожертвуют за это великое собственными жизнями. Люди смотрели на них иначе. То, что раньше могло показаться заносчивостью, глупостью или безумием, теперь превратилось в должное.
— У меня будут для тебя инструкции, — обращаясь к Ливе, сказал Ивара, — на оба случая, если мы не вернемся.
— Да, конечно. — Лицо Ливы посуровело.
— Во-первых, ты должен понимать, что выбранный мною вариант — самый лучший. Это единственное, против чего у Квандры нет оружия.
Лива кивнул — с тяжелым, но искренним согласием.
— Я уже это понял. За прошедшие часы я разговаривал с разными людьми… Половина из тех, на кого я надеялся, струсила, едва услышав первые слова моей просьбы.