Потом было сказано еще немало слов, поведаны легенды и священные предания Санджати Кунгера — Ивара и Тави в ответ поведали похожие легенды Джидана. Были показаны карты пещер и рассказаны многие моменты из истории секты. Пока шел весь этот разговор, люди из толпы по одному подходили к Аджелика Рахна и робко прикасались к нему. По времени была глубокая ночь, потом начало наступать утро, но Тави и Хинта не чувствовали усталости и не хотели спать. Мальчики были перевозбуждены, захвачены новыми впечатлениями, потрясены тем, какую важность они и Ивара имеют для этих людей. Здесь все было не так, как в Шарту. Здесь каждый взрослый смотрел на них с уважением, каждый их слушал, каждый им верил. Здесь для всех имели значение их рассуждения о жизни и мире, их представления о должном, их собственная вера. Когда стало известно, что Хинта видит призраков, все старцы начали проявлять к нему особое внимание и трепетно относились к моментам, когда он выпадал из разговора или необычно себя вел.
Но больше всего Хинте запомнился час, когда, по просьбе Ивары, Санджати Кунгера открыли тайник, обустроенный под корнями дерева. Это было уже под утро. И гостям, и старцам пришлось встать со своих мест и разойтись в стороны. Блюда с угощением были убраны. Надеша поднял одну из плиток пола и нажал на рычаг, после чего корни дерева приподнялись и раздвинулись, открывая неглубокую продолговатую нишу.
Изначально камень ниши, вероятно, был черным, но теперь черное осталось лишь в некоторых местах. Все остальное пространство тайника стало золотым. А в центре узора лежала фигура. Руки изваяния были сложены на груди, глаза закрыты, лицо зачаровывало необычайной красотой. И в этом лице, среди бесконечных растительных узоров, угадывались черты Ивары.
Когда саркофаг полностью раскрылся, во всей пещере повисла тишина. Казалось, благоговейная толпа перестала дышать. Замерли и замолкли даже все те, кто не стоял в первых рядах и не мог своими глазами видеть того, что происходит внутри дома Доджа Нарда. Хинта посмотрел на изваяние, потом на учителя, потом снова на изваяние, и снова на учителя. А когда он в третий раз перевел свой взгляд, он вдруг понял, что это вовсе не статуя — это прежнее тело Ивары, которое проросло золотом, превратилось в золотой силуэт. В ветвях Доджа Нарда трепетали тысячи маленьких огоньков. Аджелика Рахна лежал тут же. Свет падал на два золотых лица.
— Ты говорил, что под древом лежат мои вещи, — тихо сказал Ивара. — Ты не предупредил, что здесь мое тело.
— Разве тело — не твоя собственность? — спросил в ответ старец. — Но прошу, прости меня, если я тебя разочаровал. И уж тем более не сердись на всех остальных, если они что-то не сказали тебе. Ведь нужно было сказать слишком многое.
— Я не сержусь.
— Раньше эта ниша была небольшой, но когда ты умер, она тоже изменилась. Не мы положили туда твое тело — само древо забрало его под свои корни. И это не мы сделали для тебя золотой саркофаг, у нас нет таких хороших мастеров. Это сделала Машина Голосов.
Он с поклоном отступил в сторону. Ивара и мальчики подошли ближе, под навес каменных корней, и склонились над чудесной усыпальницей. Лицо саркофага было так прекрасно, что при виде его замирало сердце.
— Образ, — еле слышно произнес Тави. — Ивара, оно не дало тебе лица героя. Оно слило твое лицо с лицом Аджелика Рахна. С самим Образом.
— Да, я вижу. — Ивара опустился на колени и поднял небольшую золотую коробку, которая лежала в изголовье его смертного одра. У коробки было две большие ручки, между ними располагался пульт с множеством маленьких — слишком маленьких для человеческих пальцев — рычажков. Ивара успел распрямиться, но потом его повело в сторону, и мальчики вынуждены были подхватить его под руки. Он резко выдохнул, его глаза широко раскрылись. Хинта посмотрел туда, куда был направлен его взгляд, и увидел там три сияющие фигуры. Это были призраки, но не белые, сотканные из света, а золотистые. Они стояли горделиво, словно статуи, но при этом были подвижны, подобно живым людям. Каждого из них Хинта смог узнать. Вот Амика с игривой улыбкой. Вот Эдра с ясным и мужественным лицом. Вот Кири — лишь он выглядит печальным.
— Вещь говорит с ним, — потрясенно молвил кто-то из старцев. И снова стало очень тихо. Длились долгие мгновения. Потом Хинта моргнул, призраки исчезли, а Ивара снова обрел способность стоять на ногах.
— Я видел их, — произнес Тави. — Теперь даже я видел их.
— Они были для всех нас, — сказал Хинта.
— Хорошо, — отозвался Ивара. — Тогда мне ничего не придется объяснять.
По его щекам катились слезы, но он улыбался.
Чуть позже они достали из тайника несколько более обычных предметов — среди них старый портативный терминал Ивары, который был сломан или просто потерял заряд батареи. Золото не коснулось этих вещей и никак их не преобразило.
— Хочешь знать, что там? — спросил Тави. — Что в твоем старом терминале? Какие мысли ты тогда имел?
— Да, хочу. Но не сейчас. Подходит наше время уходить отсюда. Не вверх — вниз, навстречу тому, против чего я уже однажды выстоял.
Санджати Кунгера выделили для гостей три комнаты с аскетической обстановкой. Там друзья смогли поспать несколько часов. За время их отдыха толпа никуда не ушла, нарушая свой режим. В середине дня Ивара разбудил мальчиков. Они снова поели в обществе старцев. Затем учитель произнес небольшую речь для всех Санджати Кунгера.
— Прощайте, — произнес он в конце. — Если удача будет сопутствовать нам, то мы не вернемся, но мир изменится.
Он говорил со ступеней у подножия башни Доджа Нарда. Когда он вернулся назад, к почетному кругу избранных, восседающих среди корней дерева, на его лице была написана решимость.
— Мы уходим. Я знаю, вы уже выделили нам лучших проводников…
— Я сам поведу вас, — ответил Надеша. — Многих я провожал туда. И тебя в прошлый раз я провожал сам. Никто лучше меня не знает этих дорог.
— Спасибо, — поблагодарил Ивара.
— Позволь мне на прощание нарисовать древо на лбу у тебя и у твоих спутников.
— Нет. Это сделает нас троих Санджати Кунгера. Но мы не должны становиться одними из вас. Мы трое должны остаться просто людьми, представителями всего человечества, а не одной его малой группы или народа, пусть даже эта группа и этот народ обладали бы большей мудростью, чем все остальные люди.
— Прости меня, — с улыбкой поклонился старец. — Я понимал, что не тебе носить наши символы, но предложил лишь потому, что ты сам попросил об этом в прошлый раз.
— Это было в прошлый раз. Тогда я шел туда, ведомый любопытством ученого. Теперь я другой, и цель у меня иная. Я не ищу ключ — я нашел его; я не ищу дверь — я нашел ее; я не ищу центр истории — я нашел его. Я иду туда не один, но со спутниками. У нас три золотых сердца и три золотых вещи. С нами воля всех живых существ — бывших, существующих и тех, которые еще могут населить эту планету. Как глава этого отряда, я свободен. Но я больше не принадлежу себе; никто из нас не принадлежит. И мы не возьмем туда ни одного из малых символов, ни одного из малых способов верить.
— Так идите же, — ответил старец, — а я поведу вас на малом, знакомом мне участке пути, чтобы потом вы повели весь мир.
Так начался их последний путь. Они снова прошли через всю пещеру, только на этот раз повсюду были коленопреклоненные паломники. Пока они шагали через ряды павших ниц людей, у Хинты случилось очередное видение. Он смотрел на своих друзей, и ему казалось, что под кожей у них поселился золотой свет. А, может быть, это было вовсе не видение, может быть, они действительно сияли в эту минуту, как высшие существа, снизошедшие в эту пещеру и в этот век из бескрайних просторов вселенной и из великой древности. Все отошли от них, все склонились в трепете. Теперь они сами несли свои вещи. Только Надеша был достаточно силен, чтобы недолго шагать вместе с ними. Но даже его слепил их свет, и он улыбался через силу и щурился.