Преображался не только Экватор. Лива и Инка обедали вместе, а потом, к обоюдному смущению, были вынуждены признать, что испытывают прилив невероятного, почти незнакомого им желания. Охваченные страстью, они пошли в спальню, начали сбрасывать друг с друга одежды, но вдруг замерли, завороженные зрелищем, которое открывалось из окна — сад разрастался на глазах, листья увеличивались в размерах, ветви удлинялись, набухая новыми почками, распускались цветы.
— Что это? — почти сходя с ума, спросила Инка.
— Они сделали это, — сказал Лива. — Они разбудили планету.
Пока они произносили эти слова, лианы из их сада, пробив преграду, начали ползти на территорию соседней усадьбы через взбунтовавшийся газон, который уже успел подняться на полметра вверх и заколосился невиданными злаками.
Когда происходили все эти вещи, Квандра Вевада сидел в своем кабинете, в похожем на крепость загородном исследовательском центре «Джиликон Сомос». На экранах его терминала были развернуты текущие проекты, но он вдруг утратил способность заниматься делами — его охватило странное, беспредметное беспокойство. Он барабанил пальцами по подлокотнику кресла и думал, что надо срочно кого-то вызвать, что-то приказать. Вот только он не мог решить, кого вызвать и что приказать. Его тревожное состояние было прервано звонком коммуникатора.
— Говори, — нажимая кнопку, разрешил Квандра.
В устройстве раздался голос одного его из секретарей.
— Господин, вам необходимо срочно подняться на взлетную площадку и улететь.
— Почему?
— Фратовое поле рядом с комплексом. Оно…
— Горит?
— Нет, оно… оно наваливается на подножие здания. Это началось несколько минут назад, но инженеры утверждают, что это может привести к обрушению всего комплекса. Подойдите к окну, господин, прошу вас. Сейчас все здесь смотрят на это.
Квандра помедлил, его лицо ничего не выражало. Потом он резко встал и подошел к окну. Он привык видеть там квадраты своих фратовых полей с ровной сеткой дорог между ними. Но четких дорог больше не было — только зеленая масса фрата, поднявшаяся на высоту трехэтажного здания, и гигантские треупсы-великаны, шляпки которых качались на высоте пятого-шестого этажей.
— Теперь я знаю, — пробормотал Квандра. — Это вносит определенность.
На его глазах живая подушка продолжала расти. Он вернулся к терминалу и велел секретарю, чтобы тот прекратил паниковать и соединил его с военными.
Обломки и препятствия, избороздившие гладь золотой реки, заставили их разделиться: Ивара отстал от остальных, Тави в своем легком скафандре вырвался вперед, а Хинта оказался посередине. Он бежал, прыгал, слышал легкое и уверенное дыхание друзей, следил за мелькающей впереди оперенной фигуркой Тави, видел на экране изменившегося шлема векторы-подсказки, которые показывали наилучшую траекторию для следующих поворотов и прыжков. В какое-то мгновение он успел запрокинуть голову и увидел, как прямо над ним две огромные фигуры, сцепившись, швыряют друг друга о каменные стены просторного тоннеля. От их ударов скалы расшибались в щебень, полыхал зеленый и фиолетовый огонь, воздух содрогался, мелкие камни, золотые детали и брызги плазмы, словно град из шрапнели, бомбардировали поверхность Меридиана, иссекая его орнамент. Фрактальные окна бились, прекрасные картины жизни захлестывала тьма.
Они продолжали свой безумный рывок на юг. Восприятие Хинты ускорилось: тысячи вещей происходили вокруг, тысячи смертельных угроз проносились совсем рядом. Хинта увидел, как Тави впереди совершает невероятное сальто — его вращающееся тело прошло между летящих осколков. Мгновение спустя сам Хинта почувствовал, что ему нужно прыгать, прыгнул, изогнулся и увидел, как острые смертоносные камешки проносятся в сантиметрах от стекла его шлема. Он упал на бедро, перекатился; энергия его движения была так велика, что его продолжало нести вперед; он заскользил по золоту и стеклу, потом вскочил и бежал дальше.
Ему пришло в голову, что сейчас он и его друзья находятся прямо под юрисдикцией Шарту. Над ними была километровая толща камня, а выше нее зеленели фратовые поля, стоял дом Джифоя. Где-то к западу от этих мест находился новый полуразрушенный Шарту, захваченный военным контингентом «Джиликон Сомос», к востоку — старый разрушенный Шарту: памятный мемориал и линия прибрежных скал. А они бежали под всем этим, бежали по золотому пути, по живой легенде, по загробным чертогам. Они проходили дорогой, которая всегда была под ними, всегда полагала их жизнь и жизни всех знакомых им людей, и при этом оставалась тайной. Но теперь эта дорога разрушалась, чтобы вернуться в миф, снова стать не материей, но метафизикой мира, своей великой жертвой побороть тьму Бемеран Каас и вернуть планету к настоящей жизни. Два великана — золотой и плазматический — сражались между собой, и их битва, должно быть, ощущалась на поверхности, как настоящее землетрясение. Хинта представил, как там наверху вздрагивает земля, как подпрыгивают и переворачиваются дома, как люди трепещут в страхе при мысли о новой катастрофе. Но он знал, что уже ничем не может помочь им в их сиюминутной беде. Его битва была здесь. Это землетрясение было лишь отголоском, случайным эхом великих перемен, которые необходимо было осуществить.
— Берегись! — вдруг выкрикнул Ивара. Хитва оглянулся и увидел, как несколько больших сгустков плазмы пролетают у него над головой и, превращаясь в брызги, обрушиваются на поверхность Меридиана. Золотой богатырь почти победил своего врага. Плазматический великан шатался, готовый упасть, от его головы ничего не осталось. Он пытался сформировать новую, но не мог удержать форму своего тела и начал оплывать вниз. Однако эта победа лишь несла новую опасность для трех людей, которые теперь могли оказаться в море разлившейся плазмы.
Хинте еще мгновение назад казалось, что они неплохо справляются, но теперь ему снова стало страшно. Он бросился вперед. Однако Тави, который обгонял его, почему-то сделал маневр и побежал не по прямой, а в сторону. Хинта, не понимая его мотивов, продолжал мчаться вперед, но вдруг заметил, что плазма, растекшаяся на его пути, поднимается вверх, приобретая форму жуткого четвероногого зверя с тяжелой хищной слепой мордой и огромными аморфными лапами. Он метнулся в ту же сторону, куда до этого побежал Тави — но тот уже поворачивал назад, потому что там, один за другим, из клякс энергийной Бемеран Каас вырастали новые и новые чудовища. Целая свора плазматических тварей, одни больше других, бросилась на героев с разных сторон. Хинта закричал — ему показалось, что они попали в ловушку. Но внезапно что-то шевельнулось у него в руке. Ключ-жезл, который дал ему Аджелика Рахна, налился тяжестью, меняя свою форму, превращаясь в широкий могучий клинок, раздвинулся угрожающими черно-золотыми лезвиями, между которых вспыхивал зеленый огонь. Лишь за одно мгновение новорожденный меч так вырос, что мальчику пришлось перехватить его рукоять обеими руками.
«Он хочет, чтобы мы сражались, — почти с ужасом подумал Хинта, — но я не воин. Я не создан для такой битвы. Все, о чем я мечтал — это стать в Шарту кем-то вроде Киртасы. И даже это у меня не получилось бы. Я был бы как мой отец — сломленный, нерешительный, я не смог бы не только сражаться, но даже говорить с людьми. Почему я здесь? Почему я здесь? Почему я здесь?»
Он еще бежал, поворачивая из стороны в сторону, но потом бежать стало некуда. Хинта столкнулся с Иварой, почувствовал спиной спину учителя, увидел жуткую морду монстра, который в прыжке падал на них. В жесте защиты Хинта выставил перед собой клинок — и был потрясен, когда тварь насадилась своей головой на острие. Удар отбросил мальчика назад, но он уцелел, а плазматическое чудовище, которое пыталось его убить, снова обратилось в бесформенную жижу. Хинта упал на спину, и в то же мгновение Ивара зарубил другого монстра прямо рядом с ним.
— Встань, — сказал он. Его голос прозвучал спокойно, негромко, не как приказ. Хинта рывком поднялся на ноги и увидел, что Тави один, с элегантным, очень длинным клинком противостоит трем тварям. Помочь другу Хинта не мог — на него самого бросились два чудовища. На этот раз Хинта рубанул по их мордам во всю силу, ощущая ярость — ту ярость, которая была неуместна, когда он пытался убить Круну. Теперь эта ярость вспыхнула в нем иначе. Не Круна был виноват во всем зле, которое происходило с людьми. Виновата была Бемеран Каас. И теперь Хинта хотел причинить ей боль — за тот страх, который она в него вселяла, за те мучения, на которые она обрекла его брата, за мир, в котором они росли, запертые в своих тесных домах и скафандрах, не знавшие запаха ветра, почти не видевшие красоты. Он рубил с криком. Его друзья тоже начали кричать. Плазма горела в зеленом огне их клинков, монстры ярились, но падали, сраженные, пронзенные, смятые ударами людей.