Внутри оказался небольшой золотой прибор. Его корпус был выполнен в форме диска с резными краями. В специальных выемках чернели непонятные узорчатые надписи. Между ними уместились три маленьких линзы, под каждой из которых медленно крутилась разноцветная стрелка. Это устройство было до того красивым, что от одного его вида у Хинты перехватило дыхание. Тави позволил ему смотреть лишь мгновение, потом настороженно окинул взглядом улицу и закрыл футляр-сейф.
— Вечный Компас? — выдохнул Хинта.
До сих пор он видел такие штуки только в ламах и на голографических страницах учебников истории. Подобные компасы получили название «вечных», потому что умели рассчитать север вне зависимости от того, как менялось магнитное поле Земли. Их изобрели в первое десятилетие после катастрофы, когда все прежние навигационные приборы вышли из строя. Хотя снаружи компас выглядел примитивным, внутри у него должен был помещаться искусственный интеллект и батарея огромной мощности.
— Где ты его взял? И почему раньше не сказал?
— Я час назад еще не знал, что он у меня будет. Из-за этого и опоздал. Его захотел отдать один богатый человек из администрации поселка. Но сейчас это не важно. Это будет наш с тобой дар для Дваны.
— Пусть даже это роскошная вещь, разве уместно дарить в такой день?
— Уместно, если это вторая реплика компаса Тайрика Ладиджи. Это не просто дорогая игрушка, а символ надежды.
Хинта всем телом подался вперед, и они с Тави уперлись шлем в шлем.
— Не может быть, что он настоящий.
Тайрик был героем Джидана. Его знали за многие подвиги. По легенде, он и его отряд однажды были вынуждены с боем отступить из укрытия во льды. Превосходящие силы Лимпы гнали их в холодную пустыню, пока не началась буря. Тогда преследователи испугались и повернули назад, а Тайрик и его израненные люди остались под ударом стихии среди белых скал и торосов. У них не было с собой ни транспорта, ни провизии. Через неделю джиданцы признали своих друзей погибшими. Однако через двадцать два дня Тайрик со своими бойцами вышел из льдов и обрушился на тыл армии Лимпы там, где этого никто не мог ожидать. После короткого победоносного боя он и его воины отняли у врагов транспорт и вернулись на нем к своим.
Как они выжили, осталось загадкой. На все вопросы Тайрик отвечал, что его вел компас. С тех пор этот компас стал символом надежды для всех джиданцев. С него было сделано три тысячи первых реплик, и генералы Джидана на протяжении следующих двадцати лет войны выдавали их в качестве талисманов семьям пропавших без вести бойцов. Если Тави говорил правду, то у него в руке лежала вторая реплика — копия, сделанная с одной из первых реплик. Самих первых реплик фактически не осталось — почти все они были утрачены, когда пал Джидан. Остальные копии знаменитого компаса стали трофеями Лимпы и Притака. Но со временем исчезли и Лимпа, и Притак. На протяжении шести веков реплики ломались и терялись. В литской ойкумене их сохранилось всего несколько, и тогда с них начали делать вторые реплики. Вторых реплик было, конечно, больше, чем первых, но все равно эти вещицы оставались редкостью. Даже для съемок ламов, насколько знал Хинта, использовалась не настоящая копия компаса, а графическая подделка.
— Я не придумываю, — сказал Тави. Хинта посмотрел ему в глаза и увидел там правду. К тому же он знал, что Тави не стал бы шутить на такую тему.
— Покажи тыльную сторону. Если там спиральная надпись, как в ламе…
— …о Риджи Птаха? Да, она там. — Тави снова нервно осмотрел улицу, раскрыл футляр и осторожно перевернул компас. Хинта увидел то, с чем не могло смириться его чувство здравого смысла — выгравированную на литом донце компаса спираль из слов на непонятном языке. Это послание — джиданские заклинания надежды — отсутствовало на компасе самого Тайрика, но было почти на всех первых репликах, а с них перешло на вторые.
— Как кто-то мог такое отдать? — спросил Хинта. Лам о Риджи Птаха они смотрели втроем с Дваной. Реплика была показана там в побочном сюжете. Ее вручили семье пропавшего героя. Через месяц тот так и не вернулся из льдов, и было решено провести символическое погребение. Девочка, дочь героя, оставила компас среди других подарков, которые живые должны сделать мертвому. А на следующий день ее отец, как по волшебству, вернулся домой.
— Тетя Дваны ведь сказала, что мы опаздываем, — напомнил Тави. Они пошли к дому, но Хинта все еще не мог успокоиться
— И все-таки, как можно отдать то, что способно вернуть твоих близких, если те пропадут!?
— Люди отдают такие вещи по разным причинам. Иногда потому, что им самим уже некого ждать, а чужая боль им небезразлична. А иногда потому, что они считают такие вещи суеверием.
— А ты уверен, что это не подделка? Потому что я не знаю, как настоящая вторая реплика может попасть в руки мальчишки из Шарту!
— Я бы не хотел обманывать Двану даже случайно. Но нет, конечно, я не могу проверить это сам. Я просто верю человеку, который мне ее дал.
— Почему ты не можешь сказать, кто это?
Они уже были на первой ступеньке крыльца, и тут Тави с неожиданной силой схватил Хинту за локоть.
— Хорошо помнишь лам о Риджи Птаха?
Они опять оказались лицом к лицу.
— Вроде.
— Тогда ты помнишь, что этот талисман лучше работает, если остается тайной дарителя и того, кто дарит. Он не любит, когда про него говорят. Мы с тобой дарим — и имеем право знать. Двана тоже имеет право знать. Все остальные — нет. Даже его тетя не должна знать. И ты не можешь выспрашивать у меня имя того, кто дал эту вещь мне. Кроме того, это ужасно дорогой антиквариат, и в Шарту найдется сотня людей, которые пожертвуют своей совестью ради такой наживы. Просто представь, Хинта, что мы можем сделать что-то ради возвращения двух людей или, может быть, вообще всех похищенных! Разве ты не сохранишь ради этого тайну?
— А тот человек, который тебе это дал? Он ведь знает про Двану?
— Нет. Он знает лишь, что я пойду на погребальную церемонию в семью, где два человека пропали без вести. Ему небезразлично горе Шарту. А о Дване он знает не больше, чем все остальные. Поверь мне, Хинта, сейчас не имеет значения, кто этот благодетель. Он уже сделал свой выбор, и его участие в этой истории закончилось.
Хинту разрывало от любопытства, но он понял, что бесполезно задавать новые вопросы, и лишь вздохнул.
— Ладно, я не буду больше спрашивать. И от меня никто ничего не узнает. Клянусь здоровьем брата.
Тави отпустил его руку. Они поднялись на крыльцо и попросили Кифу открыть им шлюз. Уже там, стоя с Тави плечом к плечу, Хинта окончательно осознал, насколько невообразимую вещь пытается сделать его друг. Если бы реплика досталась ему, Хинте, он бы не смог ее отдать никому. Она была бы предметом его тайной гордости, темой осторожных игр и детских научных экспериментов. И потом, если бы он однажды решился ее продать, она стала бы его билетом в жизнь — ведь настоящая вторая реплика могла стоить столько же, сколько весь фрат, произведенный в Шарту за пару лет. Но Тави имел силу воли, чтобы нести эту вещь для другого. И это притом, что он несколько раз за последние дни с отвращением вспоминал о вспышке гнева, с которой Двана бросился на омара. Хинте даже казалось, что он не захочет больше видеть одноклассника. Но потом именно Тави настоял, чтобы они сюда пошли. И вот теперь Тави принес компас. На Хинту накатил прилив благодарности за то, что Тави сделал его участником этого благородного жеста.
— Да, ты прав, это чуть ли не единственный предмет, который уместно дарить по такому случаю. Спасибо большое, что позволил мне увидеть его, что сделал меня вторым дарителем.
Тави оглянулся на него и на мгновение сжал его руку.
— Жаль, не было времени завернуть.
Потом внутренние двери шлюза открылись, они оказались среди других людей, и разговор о компасе пришлось прекратить.
В доме Дваны действительно было немало гостей. Почти во всех помещениях царили глубокие сумерки, лишь на кухне горел яркий свет. Его ромбовидный луч проникал в прихожую и отражался от блестящего пола; на лицах собравшихся бледнели блики-осколки. Люди стояли небольшими группками, переговаривались шепотом. Приглушенный гул их голосов напоминал тот звук, которым шумит зал за мгновение до начала премьеры в ламрайме. Но здесь не было праздника, и никто не собирался смотреть лам, а перешептывание двух десятков голосов все длилось и длилось.