— Да и страховое общество надо бы поприжать, пусть платят!
— Только кто поедет?
— Да старосте полагалось бы.
— Ага, старосте! Вам, Роман, небось охота ехать, а? Как в прошлый раз, — община издержалась, а вы ничего не сделали.
— Не удалось, — бормотал Роман.
— Ну да, не удалось! Вы еще и тут дня два пьяный ходили, — выкрикнула какая-то из баб.
— А ну, бабы, давайте не мутить, так мы ни до чего не договоримся. Ехать кому-нибудь надо, иначе ничего не выйдет… Я так думаю, пусть едут староста с господином учителем.
— С учителем?
В первый момент они растерялись.
— А почему бы и нет? Господин учитель там скорей договорится. Ходы разные надо знать — куда уж деревенскому мужику… А ежели вдвоем поедут, все же верней. Староста, значит, по должности, — ну, и учитель…
— На двоих расходу будет больше.
— Свои расходы я сам покрою, — хрипловатым голосом сказал Винцент, быстро подсчитав в уме свои финансовые возможности. «В крайнем случае займу у Сташки, а потом выплачу в рассрочку», — мелькнуло у него в голове.
— Ну раз так, тогда ладно, — обрадовался кто-то, но остальные запротестовали.
— Как же это? Раз от деревень поедете, деревни и платить должны.
— Ведь билет надо брать. О подводе что говорить? Но билет туда и обратно, да и там даром ничего не дадут.
— Расход большой.
Наконец, сговорились. Был назначен день.
— Тянуть нечего. Чем скорей, тем лучше. Пусть присылают комиссию, пока весь народ из деревни не разползся по белу свету.
— Люди добрые, Варшава — это хорошо, страховое общество — тоже хорошо. Но и тут, на месте, надо обдумать кое-что.
— Когда страховое общество заплатит, уборка уже будет кончена, все выйдем на работу, чтобы еще до зимы избы были поставлены.
— Из министерства, может, какое вспомоществование дадут.
— А пока дадут, что будет? Ведь тут есть нечего.
— Надо бы какую складчину сделать…
— А откуда будешь брать на складчину?
— Кто нынче сносный урожай собрал?
— И делиться совсем уж нечем стало.
— Ну, все уж не так плохо. Никто ведь не говорит, чтобы по мешку ржи или там картошки давать. Ежели хоть по чуточке дадут Мацьков, Калины, Грабовка, Грушков, все деревни, и то много получится.
— А кто распределять будет? Опять староста?
— Ага! Чтобы ему опять кое-что к рукам прилипло.
— Нет, так нельзя, чтобы один староста. Выберем несколько человек, пусть и распределяют.
— А зачем выбирать? Выбрали мы делегацию к тому дьяволу, пусть она и этим займется.
— Правильно! Чего в другой раз выбирать?
— Только, чтобы все честно было.
— С чего ж не честно будет? Каждая деревня пусть складывает у своего старосты, переписывает все, как следует, а потом свезет в Бжеги.
— И холст? — спросила какая-то женщина.
— Конечно, и холст. Что кто может, лишь бы всякий дал, хоть понемногу.
— Помочь людям…
— И людям помочь и этому показать, что без его графской милости обойдемся.
— А кто тогда больше всех орал, чтобы к графу идти? Не вы ли?
— Кто же знал, что так выйдет?
— А как еще могло выйти? Всегда он людей за скотину считал, а то и хуже скотины. Что же вдруг могло измениться?
— Постойте-ка! А как же будет с семьей Вроняка? Им тоже давать?
— Ну, а как же? Сам Вроняк в тюрьме, а с ними страсть что делается. Дети и баба ведь ни в чем не повинны.
— Конечно, не повинны…
— Значит, дать им, как прочим.
— Вы уже все делите, а ведь еще ничего и нет.
— Нет — так будет!
— Сегодня же, сейчас, кто что может — к старосте.
— Ежели так делать, то кое-кто и открутится. Лучше с подводой от избы к избе ездить. Лошаденки все равно сейчас в конюшнях стоят.
— Правильно! Как ксендз ездит собирать!
— Тут уж никто отлынивать не станет, потому стыдно будет.
— Да кто захочет отлынивать? Ведь не кому-нибудь, а своему даст, такому же мужику.
— Да еще в такой беде!
— И к ксендзу тоже идти надо.
— Конечно! Сколько он в прошлое воскресенье проповедовал о помощи ближним, — пусть теперь и сам пример покажет.
— Всюду побываем, не бойтесь! — уверяла Скалчиха.
— Только не во дворце! — засмеялся кто-то.
— Во дворце я впервые в жизни была, а ежели еще раз пойду, то уж не так!
— Ого, слышите, как Скалчиха-то грозится!
— Я не грожусь, а коли дойдет до чего, так на деле покажем!
— Пока до чего дойдет, так графа и след простынет! И оглянуться не успеешь, как улизнет.
— Уж как-нибудь за ним мацьковские присмотрят — так, на всякий случай!