Возле дома Ола тарахтел на нейтралке снегоход поскромнее, с кустарно сделанными фанерными санями. Водительское сиденье было покрыто белой шкурой, что, наверно, являлось местным пижонством. Наряд Ола тоже состоял из комбинезона с огромнейшим воротом пушистого меха, лицо было открыто. "Ветер в харю, а я шпарю", вполне могли бы распевать и иннуиты.
Из Арвиата они выкатились на снежную равнину плотно прижав снегоходы друг к другу. Покинув черту поселения, Ол ушёл вперёд, занимая позицию ведущего. Видно было, что Алекс часто ездил с ним, установил дистанцию и держал её, строго повторяя манёвры передней машины. На санях Оле сзади был установлен большой светоотражательный знак, так что даже в плохую погоду можно было сохранять визуальный контакт. В свете фар мелькала раскатанная полозьями дорога. С трудом повернувшись, Максим бросил прощальный взгляд на быстро удаляющиеся огни за спиной. Не то чтобы было страшно, но от исчезновения последних ориентиров человека на бескрайних просторах зимней тундры становилось не по себе.
Первый час он таращился по сторонам, настороженно всматриваясь на проносящиеся за стеклом маски снега. Потом бессонная ночь взяла своё и Максим заснул, убаюканный скачками светоотражательного знака впереди. Алекс разбудил его, когда солнце уже встало. Они остановились, позавтракали, постреляли из ружей. Марлэн эффектно разносил вдребезги глыбы льда. Потом двинулись дальше, Ол ушёл с дороги на снежную целину и закружил по ней, изредка останавливаясь. Ему удалось найти песцовые следы и пришлось ставить множество ловушек, похожих на большие мышеловки с двумя тугими пружинами. Их надлежало относить подальше от саней, чтобы песцов не отпугнул запах топлива. Наживкой служили смоченные в рыбьем жире красные тряпочки. Охотничья деятельность заняла прорву времени.
Иджирака они повстречали на закате, когда низкое солнце начало стремительно заканчивать свою световую жизнь. Несущиеся по насту рядом с санями тени вытянулись, побледнели. Максиму показалось, что они стали осязаемы и от их движения по снегу возник лёгкий свист и шелест. Он тряхнул головой, стараясь отогнать усиливающие звуки. Они вплетались в размеренный рокот мотора каким-то навязчивым ритмом перепившего джазмена, синкопа выла и плясала. Алекс тоже их услышал, сбавил ход, плавно останавливая тяжёлый снегоход.
-- Начинается, -- сказал он, голосом, приглушенным трикотажем защитного шлема. -- Приехали. Смотри по сторонам. Я движок не глушу, если чё, буду стартовать резко, будь готов.
-- Ничего ни вижу, -- Максим стянул на шею маску и откинул капюшон, оглядываясь по сторонам.
-- В прошлый раз было также. Если краем глаза уловишь движение, не дёргай головой, старайся медленно перевести туда взгляд.
Снежные перемёты под лёгким ветерком сочились струйками позёмка. Лёгкая пыль взблескивала в лучах заходящего солнца, ныряла в углубления, полные теней, и пропадала там, создавая на бескрайней равнине иллюзию волн. Максим всматривался в эту завораживающую картину, стремясь уловить малейшее нарушение размеренного движения. Звук блуждал над просторами снежного океана, то приближаясь, то удаляясь, меняя направление и силу. Олень появился внезапно, прямо перед снегоходами метрах в пятидесяти. Позёмок испуганно шарахнулся в разные стороны, как вода от упавшего в неё камня. Могучий карибу притопнул копытом, склонил голову, выискивая что-то в снегу. Работающие моторы не смущали его. Ничего необычного в его окрасе Максим не заметил: чёрная морда, белая грива, основной цвет -- перец с солью, с более тёмными подпалинами на животе и спине, рога как рога -- большие, изогнутые. Если бы не необычное появление, животина казалась вполне обыкновенной. Минуты бежали, а карибу спокойно занимался ковырянием снега.
-- Что будем делать? -- спросил Максим, когда ему надоело пялиться на невесть откуда взявшееся чудо.
-- Постоим и поедем. Он в любую минуту может устроить такой тарарам, что мало не покажется, -- осторожно ответил Алекс.
-- Может это не оборотень, а телепортация обычного оленя от северного сияния или ещё от какой-нибудь фигни?
-- Хочешь пойти покормить его морковкой?
-- Нет, хочу выстрелить в него.
-- Подожди, я спрошу у Ола, -- Алекс посигналил.
Ол, сани которого остановились метрах в десяти от них повернулся: изборожденное морщинами лицо ничего не выражало, то ли годы превратили его в маску, то ли ему действительно было пофиг кто встал у них на пути.
-- Ол, стрелять можно? -- крикнул Алекс.
-- Стреляй. Если он захочет, то умрёт.
-- А если не умрёт? Мы успеем уехать?
-- Нет, иджирак бегает быстрее карибу, быстрее саней.
-- Хорошо, если он не умрёт, разъезжаемся в разные стороны. Ты -- направо, я -- налево. За двумя сразу он не погонится.
-- Не поможет, -- равнодушно сообщил Ол. -- Это его земля. Он может быть сразу в нескольких местах.
-- Да сдохнет рогалик, кирдык от пули в голову ещё никто не отменял, -- Максим снял рукавицы, оставаясь в перчатках.
Он бахвалился, но страшно было до усрачки. Если поставил себя как мачо, постанову ломать нельзя, такой закон жития: сломаешь постанову себя, жизнь сломает тебя. Максим сделал пару глубоких вдохов, подбрасывая кислород кипящему в крови адреналину. Марлэн, казалось, сам выпрыгнул из чехла в руки. Дёрнув вниз в запальчивости скобу чтобы взвести курок, Максим ощутил сопротивление металла. Заклинило? Нет. Забыл про чёртов предохранитель. Утопленный в коробку бугорок освободил затвор и марлэн сыто лязгнул, принимая патрон в ствол. Целиться в голову из чужого карабина не стоило, хоть карибу и стоял недалеко. Рисковать не надо, лучше в грудь. Такая пулька даже если в ляжку залетит, моментом уложит рогатого на снежок. Максим свел целик с мушкой на белой гриве пониже тёмного горба. Лови пилюлю, чучмекское пугало. Сильная отдача чувствительно толкнула в плечо, несмотря на толстый слой одежды. Что за чёрт? Карибу даже не пошатнулся и рядом с ним не взметнулся снежный фонтанчик промаха. Максим дёрнул скобу, выбрасывая гильзу, выстрелил снова. Никакого эффекта.